Крест на твоих плечах

Александр Сальников Крест на твоих плечах

В дверь кабинета деликатно постучали.

— Вхо. Ди. Те, — выдохнул Денис, не прекращая упражнений.

Скрипнули петли. Молоденький санитар смущенно топтался на пороге, ожидая, когда на него обратят внимание.

Денис сделал заключительный выпад, вернулся в начальную стойку, вложил ланцет в козлы, и только тогда обернулся к двери:

— Ну?

До того, как на веснушчатое лицо санитара опустилась маска почтительного смущения, Денис успел заметить наивное, мальчишеское восхищение мастером.

Вихрастая голова на тонкой шее казалась непропорционально большой. Слабые руки, бледная кожа. Богатырским ростом паренек тоже не отличался. Если бы не синий халат санитара, доктор ни за что бы не дал мальчику тринадцати.

«Видать, способный, хоть и хлюпик», — решил Денис.

Оробевший посыльный теребил кончик пояса.

— Доктор Денис, — разглядывая трещины в досках пола, наконец-то произнес рыжий послушник. — В регистратуре вас ожидает главврач.

— Спасибо, э… — парнишка стал санитаром недели две назад, и Денис все никак не мог запомнить его имени.

— Антон.

— Спасибо, Антон. Передайте Дмитрию Юрьевичу, что я сейчас подойду, — учтиво, как ровне, ответил Денис и едва удержался от улыбки, заметив, как в глазах санитара вспыхнула гордость.

Мальчик медлил.

— Что-то еще? — Денис взял полотенце со спинки кровати и вытер уже остывший, ставший липким, пот.

— Доктор Денис, — вновь потупился Антон. — А вы не покажете мне пару приемов? — выпалил он и добавил, оправдываясь. — Ну, не сейчас, а когда у вас будет время.

«Смелый парнишка, — улыбнулся про себя Денис. — Это хорошо, врач должен быть смелым». Но вслух сурово спросил:

— А как же инструктор? Он против не будет?

— Брат Василий сам про вас рассказывал, в пример ставил, — с азартом затараторил Антон. На его бледных щеках выступил румянец. — Вот, говорил, доктор Денис — уникальный воин, уже шесть лет как табельное оружие получил, а до сих пор с ланцетом упражняется. Лучший боец в нашем районе.

Парнишка его определенно забавлял. Даже чувство смутной тревоги, с которым Денис проснулся этим утром, слегка поутихло. Перед глазами живо встал бородатый брат Василий и гаркнул: «Крепче руку держать! Жестче удар! Что вы как глисты извиваетесь! Я из вас сделаю мужиков, салабоны!» Слово «уникальный» Василию явно не шло. Скорее всего, старый инструктор расписывал бойцовские качества доктора Дениса в несколько иных выражениях.

— Хорошо, Антон, — кивнул Денис. — Как только учителя скажут мне, что вы успеваете в анатомии и химии, я дам вам пару уроков. А теперь — ступайте. Благодарю за службу.

Санитар поклонился и чуть ли не вприпрыжку помчался по коридору.

Как мало надо, чтобы сделать ребенка счастливым, подумал Денис, вслушиваясь в затихающее эхо шагов. Ободрить, внушить значимость — и вот улыбка уже морщит конопатый нос, детское сердце бьется чаще, мир вокруг становится ярче и ждет, как праздничный пирог.

Вот только пекут его не добрые бабушки, пахнущие ванилью и сладкой сдобой, а люди в белых халатах, уставшие и угрюмые. Денис поморщился, вспомнив, из чего приходится делать начинку. Очнувшееся от дремы беспокойство заворочалось, защекотало внутри.

Денис бросил полотенце на заправленную койку и пошел в угол кабинета, к лохани. Скребя намыленный подбородок, он пристально разглядывал свое отражение на отполированной меди.

В висках появилась седина, морщина меж густых бровей стала такой глубокой, что расправить ее не удавалось даже пальцами. Острые скулы, тонкие губы и колкий взгляд. Немудрено, что дети начинают плакать на осмотре. Те, что постарше. А те, к кому он приходит впервые, наверное, просто чувствуют исходящую от доктора опасность.

Разобравшись с пятидневной щетиной, Денис нагнулся к лохани и с блаженством окунул истерзанное лицо в прохладу воды. Ополоснулся, отфыркался. Потом тер щеткой под ногтями. Лил воду из кувшина, обдавая тело. Мылил и без того уже чистые руки, как будто стеарин мог избавить от въевшейся невидимой грязи.

Денис с сожалением еще раз посмотрел на едва ополовиненный кувшин, но заставлять ждать главврача слишком долго не решился. Утерся свежим рушником и стал медленно одеваться.

Чистая накрахмаленная рубаха слегка покалывала старые ожоги на груди. Мышцы гудели, вспоминая километры галопа. Всю ночь они твердили, как заведенные: домой, скорее домой, успеть до полуночи, пока братья не закрыли ворота, и когда он вошел в кабинет, сил оставалось только на то, чтобы раздеться и рухнуть на койку разбитым телом.

Денис брезгливо поглядел на бесформенную груду замызганной, заскорузлой от пота одежды, лежащую у порога. Подсвеченная утренней дорожкой, идущей от узкого оконца под потолком кабинета, она напоминала руины старых городов из тех, что он видел на грязных территориях, когда ездил к солдатам. Седельные сумки, как уцелевшие многоэтажки, грустно смотрели темными прямоугольниками окон-карманов, добавляя сходства. Того и гляди — зашевелится, мелькнет где-то там серая тень, выпрыгнет, вцепится, ударит, выстрелит.