— Водки, идиот!!! Принеси стаканы, только быстро, без глупых вопросов! И вообще говорить надо короче!
Недопитая в каптерке бутыль водрузилась на заботливо подложенную газетку. Во всех уголках Управления со скрипом растворялись несгораемые сейфы. Рядом с бутылью появилось вино, но комиссар белый, как ледяные торосы, стоял неприступной стеной, и не замечал кардинальных изменений на праздничном столе. Что, впрочем, было понятно, и немногочисленные сотрудники, плавно огибая Бергера, многозначительно улыбались...
ГЛАВА 18
Снежная чаша просвечивала снаружи сотнями, тысячами и мириадами искр. Внутри убежища холодный свет, перемешанный с выдохом спящих, отдавал чем-то холодным. На фоне ледяных стен он держался легкой взвесью и переливался причудливым мерцающим сплавом...
Крест спал, словно загнанный конь, раззявив рот и выпуская пар во всю глубину своих легких. Корнея несло по волнам его памяти в далекое прошлое. Казалось, это было вчера...
Кваснин приподнялся и согнал с баулов золотистую муху. Противное насекомое жужжало и, вертясь немыслимым пируэтом, садилось обратно...
Почтовый дилижанс спешил в Марнаули. За фаэтоном, равномерно дробя горный воздух, неслись провожатые. Охранять было чего: сто пятнадцать тысяч червонцев, причем, золотых неслись из Тифлиса в окружении казаков и полевой жандармерии.
Неспокойно вокруг. От волнения внутри под мундиром выступил пот, засвербело в носу и ушах. Руки в белых перчатках дернули ворот, аксельбанты колыхнулись, и жандарм забарабанил по дверке...
— Тпр-р-р-р-у!... Стой, каналья! — лошадь всхрапнула, поводя темным глазом.
Гнедой жеребец, бежавший в паре, тяжело водил боками и звенел закольцованной сбруей. Казаки спешились. Цепляясь шпорами о придорожную пыль, к карете подбежал подпоручик.
— Что случилось, Ваше Благородие?... Устали-с?
— Да вот, голубчик, изволь почитать, — Кваснин протянул сложенный вдвое листок газетной бумаги.
— «Но-во-е вре-мя»... Тиф-лис... 27 июня 1907 году, ти-раж 2100 экземпляров...
— Тю, дурак... смотри ниже!
Подпоручик сообразил и прочел по слогам:
— «Только дьявол знает, как этот грабеж неслыханной дерзости был совершен... Вчера 26 июня в 11 дня в Тифлисе на Эриванской площади экипаж Государственного банка был подвергнут ограблению... «...
— То-то и оно, голубчик! Ухо держать востро!
— По к-о-о-о-ням!!! — зычный голос сдул казаков с минутного привала.
Круто развернувшись, подпоручик поднял коня на дыбы.
— Эх, мать честная... трое вперед, пятеро по бокам!... Остальные с интервалом в десять минут!... За мно-о-о-й! — дилижанс заскрипел и покатил в арьергарде колонны...
Клекот воды покрывал разговор. Но горной речушке было все по барабану, и она буераками тащилась до отважной Куры.
— Берем, как обычно! Вы двое, — обросший по самые уши абрек указал толстым пальцем на Корнея и щуплого невзрачного Гогу, — на подстраховке!... Все! По местам!
Боевики рассыпались по вдоль каменистой дороги...
Через час внизу запылило...
Легкий взмах. Давая сигнал для атаки, блескучий зайчик соскользнул с широкого лезвия...
Залп громыхнул, и головной рослый казак нараспашку завалился обратно. Подымая пыль, боевики стали скатываться с уклона, стараясь опередить тарантас. Разрывы бомб, разрушая ушные мембраны, разметали охрану. Карета съехала с пыльной дороги, чуть проскочила и завалилась на бок...
— Нада-а-а-й!!!... Симо-о-о-н... смотри влэ-э-во! — рябоватый грузин обходил фаэтон, стараясь забросить самодельную бомбу в открытую дверцу.
Тер-Петросян оглянулся...
Корней, увлеченный событиями, все проморгал. На полном скаку казаки, страховавшие сзади, ворвались в ложбинку.
— Вжа-а-а-х! — поручик с плеча развалил на две части одного из абреков...
Чубатый казак перемахнул чрез оглоблю, и пика достала еще одного...
Опомнившись, Гога врубился в самую гущу, стараясь отвлечь подскакавший разъезд. За ним слева, исправляя допущенную ошибку, тут же вылетел Корней...
Тяжелые маузеры с двух рук изрыгнули огонь, откликаясь отдачей в предплечьях. Чубатый, пробитый пулей навылет, неловко уткнулся на землю. Фуражка слетела и, мелькая кокардой, покатилась вперед...
— Бывали дни весё-ё-лые, — запел Корней.
Рука не дрогнула, и он хладнокровно расстрелял оставшихся казаков...
С тарантаса вяло отстреливались...
Старший жандармский полицейский господин Кваснин замертво рухнул, прикрыв брюхом тугие баулы...
Впереди среди пыли, гоняя спертый воздух, снова мелькнула кровавая шашка. Поручик рубился, пробиваясь конем к фаэтону. Но не успел. С диким криком с полного маху, вцепившись в уздечку, заросший абрек завалил и коня и поручика. Долго и ожесточенно кромсал ненавистного всадника, махая кавказским ножом.
Вскоре все было кончено. Джугашвили, потрясая баулом, улыбнулся Симону.
— Па-а-сматри, а ты сомневался?!
Тер-Петросян, устало дыша, повернул свою голову, сплошь усыпанную мелкими кровавыми кляксами.
— Все нормально, Сосо! — большой толстый палец оттопырился кверху, обозначая результат всего дела — дела нужного и архиважного!