Крест Сталина

Отчизна не забывала своих — из далека принесся очередной снаряд и, упав за плетнём, раскинул осколки по остаткам дворов...

* * *

Георгий Копейкин стоял, облокотившись о кособоко торчащее бревно раздербаненного сарая. Ему было все равно: одернет ли его приказным тоном зануда — капитан, или сам командир полка, озабоченным чем-то своим. В данный момент рядовой отдыхал, беззаботно сплевывая шелуху от вялых семечек выпотрошенных, по случаю, с уцелевшего подсолнуха. Рачительный до всего съестного Червонец предварительно сжевал ватную мякоть из стебля солнечного растения и тем самым утолил нарождающийся голод...

В десяти метрах от него, демаскируя расположение полка, на ободранных бревнах болтались стираные бинты. Под неусыпным оком раскаленного солнца Перепелкин вместе с рядовым Бубукиным перебирал свое нехитрое имущество, готовясь к еще более тяжелым событиям.

Вскоре санитар ушел за новой порцией бинтов, а Бубукин, имевший среди зеков кличку — Патлатый, направился к Копейкину. Оглянувшись по сторонам, Бубукин прошамкал:

— Слухай, Червонец, нам почем свободы не дают? Ну сам посуди, коли ранят — так отпущение всех грехов! Так и балабонят: «до первой крови»...  А ежели я сухим прополз? Что тогда? Ждать пока в зад саданут?! — Прищурив от солнечного напора глаза, Патлатый стал грызть подвернувшуюся былинку. — Да на каждого из нас, почитай, по десятку убитых фрицев наберется. Да непросто автоматом порешенных, а так — на штыках и ножах...  Несправедливо, а?

Копейкин стряхнул с себя беззаботность и постарался вникнуть в размышления Бубукина — Патлатого.

— Чо об энтом думать!? Делай свое дело и баста!

Семечки перекочевали из жмени в жменю...

— Да как об энтом не думать? Если обратно в зону бросят — нам уж, точно, кумпол свернут! — Патлатый засыпал горсть семян подсолнечника и зажевал, гоняя кадык из стороны в сторону. — Только и говорят кругом, что блатным, веру потерявшим, сучья война грядет! — Бубукин присел на приваленное бревно. — Тем, кто на сторону власти пошел и за оружие взялся, братва приговор выписала...  А нас, Егорка, из блатных — всего ничего осталось...  — Патлатый не договорил, страшась неожиданно посетившей его мысли. — Может того...  по горлышку чи-и-ик...  и с подарочком к немцам...  за полковника и там место найдется!

— До того месилово[52] еще дожить надо! — Червонец набычился и зашипел, мерно расставляя слова. — Только ты лупетки огненные пригаси малость! И горло прикрой, не то увижу, что копыта заточил — как крысу, замажу!

— Тю-у, Червонец? Я ж так...  на горбатого сверил! — Бубукин сполз задницей на землю и, ковыряя ее стоптанными каблуками, попытался отползти от напирающего Копейкина.

— Ты мне ливер не дави! Я за полкана все прелки вырву! — огромный кулак уперся Патлатому в губы.

— Прекратить разговорчики! — на барахтающихся бойцов надвинулась длинная тень капитана Евсеева. — Ну, что за народ?...  Полковник что сказал? Отдыхать! Быстро по местам! — Евсеев оттеснил Жорку и, вытаскивая кисет, весело зыкнул: — Гитлера на тебя нет! Они ж тебя как огня боятся!

Копейкин свернул цигарку, предварительно захватив махорки еще на одну...

— Боятся...  А шкняги некоторые фуфлыжники до сих пор подбрасывают. — Немного подумав о чем-то своем, добавил: — Что я?...  Вот придет Корней — за все спросит!

— Какой Корней? — Евсеев чуть не подпрыгнул на месте. — Ты что, взаправду думаешь, что Крест живой?

Копейкин, взволнованный словесной перепалкой, никак не переходил на нормальный язык:

— Конечно живой! Это кум мутило варганил, что Креста повязал...  Только куда ему? Вот Выпь мазы качал, базара нет...  а Фикс то куда полез? У него через раз очко на ноль соскакивало...

— Значит, ты точно считаешь, что с Крестом ничего не случилось?

— А для меня он до сих пор живой! Если нет — малява была бы...  Не от него, так от другого! Крест меня положенцем оставил и — если что не так — я любому хайло запаяю, поверь!...  Даже тебе, капитан...  Не смотри на меня так...  потому говорю, что сегодня бой. Может, и не свидимся более...  — Копейкин с каменным выражением сосредоточенно подумал о своих земных делах...

Семечки струйкой ссыпались рядовому на мотню. Не обращая внимания на этот казус, он, чуть помедлив, добавил:

— На этой войне всех ребят потерял...  наверное, и мне за ними дорога...  Так что, если жив будешь и с Крестом свидишься...  передай, что при мне — все мазём было...

Евсеев поморщился от стрельнувшей в груди боли. Покачав головой, побрел в сторону от разрушенного сарая и увидел пробегавшего по своим делам санитара Перепелкина. Хрипло окликнул и передал накануне принятое решение:

— Ты это...  давай...  промаякуй нашим, чтоб поддержали огнем, если смогут...  Атака в 23.30! Не знаю как, но «полкан» сказал, чтобы обязательно было передано слово — «молния»!

* * *