Крест в Галлии

— А ты, отвчалъ пришлецъ. — тотъ жрецъ, спшить къ кому было указано мн въ сонномъ видніи.

— Ты воскресъ изъ мертвыхъ?

— Да, я Лазарь. Я былъ мертвъ, и Богъ воззвалъ меня къ жизни и послалъ въ міръ звать племена земныя къ Его благодати. Всего два дня, что я прибыль въ Массилію, изъ далекой Іудеи, переплывъ море, вмст съ сестрами моими Марою и Маріей. Таинственный зовъ веллъ мн снова ссть въ ладью и направилъ меня къ этому берегу, во сртенie теб. Блаженъ ты, старецъ! Подобно Симеону, ты дожилъ до великаго счастья узрть, какъ Солнце Правды возсіяетъ надъ твоею языческою родиною.

— Такъ вотъ онъ, шепталъ старикъ, — вотъ онъ — таинственный свтъ, ожидаемый мною такъ давно, такъ долго! Такъ вотъ зачмъ Богъ продлилъ мои земные дни… Ты — разгадка всхъ моихъ сновъ и видніи! Привтъ теб, Лазарь, восходящее солнце! Не томи меня ожиданіемъ: разскажи мн о стран мертвыхъ, откуда ты возвратился. Разскажи, какъ живутъ усопшіе, въ какой невдомый край они отъ насъ уходятъ! Разскажи, если ты помнишь еще, если блескъ вновь засіявшаго теб солнца не отнялъ у тебя памяти о загробномъ мрак! О, чужеземецъ! Какъ многому ты меня научишь!

Лазарь возразилъ ему:

— Жрецъ Теутатеса, не отъ меня свтъ, которого ты ждалъ. Его льютъ раны Іисуса Христа, умершаго на крест за тебя, за меня, за всхъ людей, чтобы воскреснуть въ третій день по писанію. Онъ, устами моими, научитъ тебя понимать и этотъ міръ, и будущій. Сила Его сойдетъ на меня, вдохновитъ мое слово, просвтитъ твой разумъ, согретъ твое сердце. Истинно говорю теб, старецъ: ты будешь первымъ христіаниномъ въ этомъ краю, и твой примръ станетъ спасеніемъ Галліи!

— Лазарь! въ трепет вскричалъ старикъ — таинственная сила живетъ въ теб! По мр того, какъ ты говоришь со мною, все существо мое перерождается!

Память моя ожила: я вспомнилъ свое прошлое, для меня прояснилось настоящее, я провижу будущее… Великое чудо совершилъ надо мною Господь!

— Сядь и выслушай меня! сказалъ Лазарь. Старикъ повиновался. Лазарь отверзъ уста для проповди, но старый друидъ остановилъ его:

— Чужеземецъ! спросилъ онъ, измряя христіанина взоромъ, полнымъ изумленія и страха, — объясни: какъ же случилось, что мы съ тобою понимаемъ другъ друга? Ты — никогда не слыхавшій языка галловъ, я — не знающій языка твоей страны?

Лазарь улыбнулся.

— Шедше въ міръ, научите вся языки! прошепталъ онъ.

Старикъ поникъ головою, въ благоговйномъ просвтленіи.

— Новое чудо! Благодарю Тебя, Боже! Не напрасно были сохранены мн мои старые дни!

И они погрузились въ бесду о великихъ тайнахъ Божіяхъ, и длилась бесда, пока не стихло море, и закатъ солнечный не уложилъ спать недавно шумныя волны. Съ востока дулъ легкій втеръ и доносилъ слабые звуки далекой римской трубы. Три молодые барда показались на ближней скал. Ударяя въ струны арфъ, они запли вечерній гимнъ къ морю, тихо меркнувшему, вслдъ за уходящимъ на покой солнцемъ. Они взывали:

— О, море! мы любимъ твои берега, молчанье твое и твой голосъ, несущійся къ намъ издалече. Твой ропотъ — голосъ древнихъ временъ. Внимая ему, мы бесдуемъ съ вчностью. Суровое и величественное, чередуя волну за волной, колеблешься ты отъ края до края земли. Ты — слава воиновъ, жившихъ до насъ; въ теб гласятъ потомкамъ свою волю ихъ безсмертныя души! Когда ты, въ гнв, вздымаешь ревущія волны, трусы дрожатъ; но сынамъ Теутатеса понятенъ языкъ твой; они радостно спшатъ на берега, чтобы внимать, что ты провщаешь.

О, море мы любимъ твои берега, молчанье твое и твой голосъ, несущійся къ намъ издалече.

Ты бесдуешь съ нами, о, море, даже когда ты молчишь. Молчанье твое — загробный покой, безмолвie нашихъ усопшихъ отцовъ. Ты спишь, ты безмолвно… Тогда дти галловъ приходятъ къ теб — мечтать, съ тобою вмст, при яркой лун, о тхъ, кого нтъ уже въ живыхъ. Ихъ нтъ, но ихъ память свята, ихъ тни могучи, ихъ дла незабвенны.

О, море! мы любимъ твои берега, молчанье твое и твой голосъ, несущійся къ намъ издалече.

Голоса звенли въ воздухъ, струны жалобно рокотали. Имъ отвчалъ неясный шумъ священныхъ дубовъ, таинственный, какъ голосъ самого Теутатеса. Лазарь и друидъ ничего не слыхали: святая бесда вознесла ихъ надъ міромъ.

Ночь пала на землю. Галлы собрались на полян, поросшей верескомъ, свершать свои унылые обряды.

Сотни факеловъ озаряли краснымъ свтомъ суровыя лица дикарей. Мужчины, женщины, дти столпились вокругъ алтаря. Жрецы медлили жертвоприношеніемъ. Застывъ въ величавыхъ позахъ, они ждали старца — того, кто нкогда былъ великимъ друидомъ галловъ: безъ него считали грхомъ приступить къ обряду. Мертвая тишь царила въ собраніи.

И вдругъ — небо вспыхнуло синею молніею, долгій раскатъ грома оглушилъ толпу, — и старый друидъ появился у алтаря Теутатеса.

— Кто онъ? шептались между собою галлы.

— Кто онъ, не знающій смерти, являющійся намъ въ предшествіи молніи и грома?

Старецъ движеніемъ руки показалъ, что онъ хочетъ говорить.

Всеобщій крикъ изумленія былъ ему отвтомъ: столь долгіе годы галлы не слыхали его рчи!

Тишина возстановилась. Онъ сказалъ: