Крест в круге

После занятий, перед тем как отправляться в спальный корпус, воспитанники выстраивались вдоль стены в два ряда и нетерпеливо переминались с ноги на ногу, будто готовясь к длинному прыжку. Сухой, как отломанная ветка чинары, воспитатель слюнявил пальцы, листая журнал, водил треснутым ногтем по кривым рукописным столбцам и хрипло выкрикивал фамилии, делая ошибки почти в каждой из них. Время от времени он поднимал голову и близоруко щурился, вглядываясь в уставших мальчишек.

– Рахмонов!

– Я… – лениво отзывался голос из строя.

– Редькин!

– Родькин, – поправлял кто-то.

– Рот закрой! – поднимал голову воспитатель, ища глазами наглеца. – Надо отвечать: «Я»! Поняли, дебилы? Наплодили вас, козлов!

– Я!

Гогот в строю. Это Козлов откликнулся на свою фамилию.

– Рты позакрывали! Румянцев!

– Я… – Лопоухий сосед Бориса стоял, прикрыв по привычке ладонями пах.

Краем глаза Борис видел, как Игорь присел на корточки во втором ряду у самой стены и на четвереньках выполз из строя.

– Куда? – зашипели стоявшие с краю.

– Рты позакрывали! – Воспитатель опять поднял голову. – Доиграетесь! Стулов!

– Я!

Перед тем как скрыться за углом скрипучего коридора, Игорь поискал глазами Бориса и беззвучно, одними губами произнес:

– Цель жизни…

– Шельма! – деловито продолжал воспитатель, делая ногтем пометки в журнале.

– Стельмах… То есть – я!

– Тру-та-та!

– Я! – невнятно пискнул Борис, даже не помышляя поправить воспитателя.

«Ошибка в фамилии Таратута сейчас как нельзя кстати, – сообразил он. – В крайнем случае, скажу, что ослышался, если заметят подвох».

Свернув за угол, Игорь огляделся по сторонам, выпрямился и бросился во весь дух по длинному, пустынному коридору учебного корпуса. С шумом пронесся мимо дверей кабинетов и классных комнат. Шаткий дощатый пол стонал под ногами.

Он остановился у двери с потемневшей и почти не читаемой табличкой «География», на мгновение задержал сбивчивое дыхание и прислушался. Никого. Только где-то в другом конце здания, а может, в другой жизни, хриплый монотонный голос неправильно выкрикивал фамилии.

Вдруг на лестнице в торцевой части коридора послышались шаги. Кто-то быстро, уверенными шагами поднимался на второй этаж – прямо туда, где затаился под дверью географического класса злостный нарушитель дисциплины Игорь Таратута. Нужно было спешить. Казалось, еще мгновение, и кто-то, начальственный и злой, появится в коридоре, обнаружит сбежавшего мальчика, побледнеет от негодования и прошипит яростно:

– Таратута! Два часа «мешка»!

Игорь приоткрыл дверь класса и тут же закрыл ее. Секунды ему хватило, чтобы убедиться: Светлана Андреевна на месте. Учительница сидела за столом, углубившись в чтение, и даже не подняла головы на шорох открывающейся двери. Отскочив в сторону, прижимаясь к стене и не сводя глаз с лестничного марша, Таратута нащупал за своей спиной ручку другой двери, ведущей в душную и пыльную подсобку. Он нередко заглядывал в эту забытую всеми каморку, превращенную в кладовку, и научился быстро открывать нехитрый замок при помощи короткого карандаша. То, что домовитый завхоз поместил сюда вчера днем, и навело мальчика на мысль о безотлагательном мщении.

Игорь дернул дверь, и на пол вывалился сложенный вдвое кусок картона, которым мальчик накануне предусмотрительно зажал язычок замка.

«Это чтобы не возиться с карандашом, когда придет время действовать», – решил он.

Вчерашняя маленькая хитрость оказалась сейчас спасительной: едва Таратута скрылся в темной утробе подсобки, как в коридоре появился рыжий человечек – злой гений Бори Григорьева. Он остановился возле кабинета географии и подозрительно прислушался. Вдруг дверь с шумом распахнулась, и рыжий от неожиданности отпрянул назад. На пороге стояла Светлана Андреевна.

– Ах, это вы, Владимир Ильич, – улыбнулась она. – А я думаю: кто это шуршит за дверью?

– Здравствуйте, – промямлил тот. – Вот… знаете ли…

– Зайдете? – кокетливо пригласила учительница. – Или будете под дверью маяться?

«В конце концов, – решила она, – можно и пофлиртовать немножко с этим… рыженьким. Выгодно для карьеры…»

Неизвестно, что по этому поводу было написано в заветной тетради Бориса Григорьева. Неведомо, каким образом судьба сначала принесла маленького рыжего человека прямо к кабинету географии, а потом заставила согласиться с предложением «не маяться под дверью». Ведь он спокойно мог отказаться…

В кромешной тьме Таратута, кряхтя и постанывая от натуги, развернул и прислонил к стене здоровенный газовый баллон, пристроенный сюда на время домовитым завхозом. Мальчик долго возился в темноте, пытаясь нащупать вентиль и определить, куда направлен носик крана. Потом Игорь достал из кармана «барашек», насадил его на холодную шейку вентиля и попытался повернуть против часовой стрелки. Ладонь обожгло болью, но упрямый «барашек» не сдвинулся с места. Таратута менял руки, налегал всем телом, набрасывал край рубашки, чтобы удобнее было ухватиться, но кран не поддавался.

– Давай же… давай же, гад! – От досады мальчик кусал губы. Слезы сами собой брызнули из глаз, защекотали щеки. – Ну, миленький, ну прошу тебя…

В отчаянии он вцепился в ручку крана немеющими от боли пальцами и, упершись грудью в вентиль, наклонился всем корпусом влево. И кран сдался. Ядовитая и страшная струя, похожая на гигантскую змею, со свирепым шипением вырвалась на волю. Свистящий газ ударился в стену, за которой о чем-то мирно беседовали ведьма с карликом, и разлился удушливыми, ледяными волнами по всей кладовке. Таратута слушал эту змеиную музыку и скалился в страшной, совсем не детской улыбке. Непослушными пальцами он оттянул карман рубашки и извлек одну-единственную сломанную спичку. Потом стащил с себя ботинок и, зажав его под мышкой, принялся чиркать ею по кромке каблука. Обломок спички сломался еще раз пополам, и крохотный его кусочек с головкой еще не стершейся серы упал под ноги Игорю и сгинул в темноте. Таратута рухнул на колени и, ткнувшись лицом в пол, принялся шарить вокруг себя руками. Змеиное шипение стало невыносимым, оно заставляло дрожать каждый нерв, наполняло собой каждую клеточку, сворачивалось удушливыми кольцами в темноте и падало на пол рваными, тяжелыми хлопьями.

Пальцы Игоря нащупали крохотный кусочек чего-то, напоминавшего сломанную спичку. Не раздумывая и не примеряясь, вытянув перед собой руки на манер человека, боящегося запачкаться в собственной стряпне, он чиркнул этим невесомым кусочком по ботинку.

Стало очень светло и тихо. На один миг. Но этого мгновения хватило, чтобы обжигающе-ледяная змея стремительным броском юркнула через горло и мозг в самое сердце. Там она сжалась в комок, а потом выпрямилась и рванулась на свободу, разрывая плоть и выталкивая куда-то высоко-высоко маленькую испуганную душу.