Крест

Как часто в эти минувшие годы принимала она любовь Эрленда сурово, вся холодея от гнева; как часто покорно склонялась пред волей своего супруга, хотя и чувствовала, что погибает от усталости. Глядя на красивое лицо Эрленда, на его здоровое, прекрасное тело, она думала с какой-то гневной радостью, что все это теперь уже не может ослепить ее настолько, чтобы она не замечала недостатков мужа. Да, он был все так же красив и все так же молод, и ласки его порою бывали все так же горячи, как в те годы, когда она была юной девушкой. Но она-то стала старше, думала Кристин, и победоносное чувство опьяняло ее. Нетрудно сохранить молодость тому, кто не желает ничему учиться, кто не дает себе труда приспособиться к обстоятельствам и не борется за то, чтобы переделать жизнь по своей воле.

Но даже когда она принимала его поцелуи гневно сомкнутыми устами, когда всем своим существом восставала против него, борясь за будущее сыновей, – даже тогда Кристин чувствовала, что и этой борьбе она отдается с тем жарким огнем, который Эрленд когда-то зажег в ее крови. Годы охладили ее, думала Кристин, потому что она не воспламенялась больше, когда у Эрленда появлялся прежний блеск в глазах и глубокие коты в голосе, некогда, в первую пору их знакомства, заставлявшие ее, безвольную и обессиленную от счастья, падать в его объятия. Но столь же исступленно и горячо, как мечтала она когда-то о свиданиях с Эрлендом, чтобы утолить в них страх и горечь разлуки, стала она теперь мечтать об иной цели, которая будет достигнута, быть может, через много лет, когда она, уже старая, убеленная сединами женщина, увидит сыновей своих в безопасности и достатке. И прежнюю боязнь перед неведомым будущим она испытывала теперь уже за сыновей Эрленда. Ее по-прежнему мучило страстное желание, которое было сильнее, чем голод или неутолимая жажда, – желание увидеть благоденствие своих сыновей.

И так же, как она раньше отдала себя Эрленду, предалась она теперь всей душою тому миру, который вырастал вокруг их совместной жизни: бросалась выполнять любое требование, хваталась за любую работу, которую нужно было сделать для обеспечения блага Эрленда и его сыновей. Кристин неуловимо ощущала свою связь с Эрлендом во всем, что бы она ни делала: когда сидела в Хюсабю и вместе со священником размышляла над грамотами из мужниного ларца, когда беседовала с издольщиками и работниками, хлопотала со служанками в кладовых и в поварне или когда сидела ясным летним днем на конском выгоне вместе с кормилицами, а дети резвились вокруг. Ей казалось, что против Эрленда обращала она свой гнев, когда что-нибудь не ладилось в хозяйстве или дети поступали наперекор матери. Но к нему же устремлялась и ее сердечная радость, когда летом до дождей убирали сено или осенью свозили в амбары добрый урожай зерна, когда подрастали телята или когда дети весело визжали и смеялись во дворе. Мысль, что она всецело принадлежит Эрленду, скрытно горела в сердце Кристин, когда она откладывала только что сшитую праздничную одежду для своих семи сыновей или с довольным видом разглядывала груду красивых вещей, над которыми любовно трудилась в течение всей зимы. Это на Эрленда досадовала она и его винила в своей усталости, когда вечером вместе со служанками возвращалась с берега реки, где они, вскипятив в котле воду, мыли шерсть от последней стрижки и полоскали ее в потоке, – и сама хозяйка шла обессиленная, будто ее били по пояснице, вся черная от копоти, а платье ее было настолько пропитано пятнами жира и овечьим запахом, что ей казалось, будто она не сможет отмыться и после трех бань.

А теперь, когда Эрленда не стало, вдове его казалось, что все ее неусыпные хозяйственные хлопоты утратили всякий смысл. Он зарублен, и потому она тоже должна умереть, подобно дереву с подрубленными корнями. Молодые побеги, которые росли вокруг нее, теперь пусть растут на собственных корнях. Они уже достаточно взрослые, чтобы самим вершить свою судьбу. И одна мысль стрелою пронзила Кристин: ах, если бы она поняла все это раньше, когда Эрленд говорил ей об этом. Смутные картины жизни с Эрлендом в его маленькой горной усадьбе проходили перед взором Кристин – она и муж, вновь помолодевшие, и с ними их младшее дитя. Но Кристин не раскаивалась и не скорбела. Сама она не могла отделить свою жизнь от жизни сыновей. А теперь смерть скоро разлучит их, потому что без Эрленда у нее не было сил жить. То, что случилось, и то, что ждет впереди, – все это ее доля. Все случается так, как суждено.