Значимым являлось введение в оборот понятия, характеризующего протестное крестьянское движение в Советской России – крестьянская война (Д. А. Сафонов, В. П. Данилов, Т. Шанин, Т. В. Осипова, В. Л. Телицын и др.). Определяя крестьянский протест 1920—1921 гг. как «великую крестьянскую войну», Д. А. Сафонов назвал ее «очередной» крестьянской войной[84]
. Однако крестьянские войны в России XVII и XVIII вв. в сравнении с крестьянской войной в условиях Советской России имели больше различий, чем сходства. В. П. Данилов и Т. Шанин определили завершение крестьянской войны против политики военного коммунизма в 1921—1922 гг. Кроме этого, они выдвинули идею трансформации крестьянской революции в крестьянскую войну против большевистского режима, который отождествлялся в деревне с продовольственной разверсткой и разными мобилизациями и повинностями, с системой повседневного и всеохватывающего насилия[85]. По схеме В. П. Данилова, крестьянская революция заставила признать особые интересы и права деревни. В качестве результата осуществленной крестьянством аграрной революции приводился Земельный кодекс, который был принят ВЦИК 30 октября 1922 г., а вступил в силу 1 декабря 1922 г. Однако, по признанию автора данного утверждения, подобная победа крестьянской революции оказалась равносильной поражению, поскольку крестьянство не смогло создать отвечающую его интересам государственную власть[86]. Вряд ли можно подобную «пиррову» победу считать значимым достижением. Формальные уступки в виде Земельного кодекса носили временный характер, как и весь нэп. Они были обусловлены конкретной ситуацией, сложившейся в стране, изменением тактики правящей партии. В новом советском земельном законодательстве основополагающим принципом земельной политики определялась национализация земли, а не социализация, как это было после Октября 1917 г. Сохранение формы единоличного крестьянского хозяйства декларировалось наряду с коллективными объединениями в виде коммун, артелей и совхозов. Кратковременная эйфория по поводу «победы крестьянской революции», выраженной в сохранении мелкого хозяйствования и традиционного характера общинного земледелия (по сути – консервации аграрного общества и патриархальных отношений), была преждевременной с точки зрения объективно неизбежной перспективы товарного хозяйствования. К тому же невозможно представить, как крестьянство, никогда не являвшееся единым политическим субъектом, способно создать государственную власть: российский крестьянин не был знаком с феноменом государства как сложного механизма, он никогда не был управлявшим субъектом, а лишь управляемым.В интерпретации Т. В. Осиповой тезис Ю. А. Полякова 1960-х гг. (крестьянская борьба есть часть Гражданской войны) трансформировался в формулировку: крестьянская война стала органической частью Гражданской войны. Одновременно исследователь повторила положение В. П. Данилова о крестьянской войне как продолжении крестьянской революции. Однако следует отметить важное уточнение Т. В. Осиповой: победа крестьянства на внутреннем фронте Гражданской войны возвращала его к традициям дореволюционной патриархально-общинной жизни, далекой от социалистических идеалов. Автор констатировала, что условия для гражданской войны в деревне были созданы аграрной и особенно продовольственной политикой Советского государства. Неприятие крестьянством коммунистической политики породило тенденцию превращения крестьянских восстаний в настоящую крестьянскую войну. Исследователь определила восстание как вооруженную борьбу крестьян против государственной политики. По мнению Осиповой, крестьянская война против политики военного коммунизма оформилась в 1919 г.[87]
Крестьянскому протесту на Северо-Западе в период Гражданской войны посвящены работы С. В. Ярова. Автор выделял общие и частные моменты в крестьянском протесте. Исследователь отмечал неустойчивость политических взглядов и представлений крестьян, на первое место в деле склонения симпатий крестьянства к той или иной власти выносил отношение к продовольственному вопросу. По его мнению, крестьянские восстания до Октября 1917 г. и после имели много общего, так как тактика, механизмы общинной самозащиты, условия протекания и многие идеологические аспекты восстаний остались прежними. Исследователем вводилось в научный оборот понятие «неоконченное» выступление, выделялась многоступенчатость восстаний[88]
. Исследователь предпринял попытку типологизации особенностей протестных явлений в Северо-Западном регионе России. В их числе: краткосрочность выступлений, обусловленная ориентацией крестьян на прагматические, быстро достижимые цели; отсутствие подобия политической программы; неорганизованность, отсутствие «вождей»; направленность, как правило, лишь на противодействие непопулярным экономическим акциям государственных органов, но не против самих органов государства; выражение массового недовольства; крестьянские волнения не переросли в крестьянскую войну[89].