Крестьянские восстания в Советской России (1918—1922 гг.) в 2 томах. Том первый

Иллюстрацией ленинского (плюралистического, по терминологии В. Л. Телицына) направления в трактовке военного коммунизма стали положения, изложенные в советской энциклопедии 1983 г. «Гражданская война и военная интервенция в СССР». В данном издании военный коммунизм, с одной стороны, определялся как система временных, чрезвычайных, вынужденных Гражданской войной и военной интервенцией мер, обусловленных разрухой, хозяйственным и продовольственным кризисом, определивших своеобразие экономической политики Советского государства в 1918—1920 гг. С другой стороны, подчеркивалось, что вынужденное изменение экономической политики и принятие чрезвычайных мер, исходящее из конкретных военно-политических задач, не могло поколебать стратегическую установку коммунистической партии на «сохранение курса на социалистическое строительство», «руководствуясь марксистско-ленинским учением о переходном периоде от капитализма к социализму». Методы военного коммунизма в экономике, государственном управлении признавались одновременно и в качестве инструмента решения необходимых мобилизационных задач для разгрома врага, и как средство «упрочения социалистических завоеваний и их расширения». Последнее осуществлялось Советским государством в условиях вынужденных «военно-коммунистических мер» в форме «лобовой атаки всех позиций капитализма в стране»[137]. Наряду с традиционной трактовкой причин введения и методов осуществления политики военного коммунизма, в литературе проявились попытки обоснования единства экономической политики Советского государства, начиная с осени 1917 г. до окончания Гражданской войны. В трудах советских историков высказывались суждения о противоречиях между основными положениями доктрины большевизма и практикой советской действительности, в том числе эпохи военного коммунизма[138].

Следует отметить, что в западной литературе еще в 1950—1952 гг. Эдвард Карр, считавшийся на Западе просоветски настроенным и «левым», сочувственно относившимся к марксизму, в своей знаменитой 14-томной истории начального периода Советской России, ставшей по общему признанию явлением в английской гуманитарной науке ХХ в., отмечал расхождения в интерпретации военного коммунизма в большевистской партии в 1920-е гг. Одна группа партийцев принимала трактовку военного коммунизма как логическое развитие политики построения социализма в духе марксизма: логическим развитием политики предыдущего периода, серией шагов, правильно задуманных, хотя и слишком поспешно выполненных в результате Гражданской войны. Просчеты, свойственные военному коммунизму, связывались со степенью и временем его осуществления, а не с его сущностью. Другая группа утверждала отношение к военному коммунизму не как продвижению вперед по дороге к социализму, а как к вынужденному ответу на чрезвычайные обстоятельства Гражданской войны. Военный коммунизм в данном случае воспринимался как опрометчивый и драматический пересмотр политики первого послереволюционного периода, бросок в непроверенные и утопические эксперименты, не оправданные объективными условиями. По оценке Э. Карра, различие между двумя направлениями не было постоянным: взгляды руководителей и теоретиков большевистской партии со временем претерпевали существенные изменения. Более того, с принятием нэпа основные расхождения «были положены на полку»[139]. Пол Эврич в изданной в Принстоне в 1970 г. книге о Кронштадтском восстании 1921 г. высказал мнение, что доктрина военного коммунизма соответствовала чрезвычайным требованиям Гражданской войны[140].