Крестьянский Брест, или предыстория большевистского НЭПа

Такая тьмутаракань, как Архангельская губерния, с самого Октябрьского переворота вообще ничего не получала. Грузы, изредка направлявшиеся в ее адрес, перехватывались по дороге другими губерниями или просто расхищались населением в порядке обыкновенного разбоя. Так, например, голодающие крестьяне Тихвинского уезда давно уже жили исключительно разбоями на железной дороге. Есть описание очевидца, как это происходило. Огромная толпа крестьян нескольких окрестных деревень засела в лесу в ожидании поезда. Когда поезд показался, раздалась беспорядочная стрельба, во время которой 10 человек было убито и ранено. Захватив поезд, крестьяне отцепили 9 вагонов с мукой и тут же начали ее делить. При дележе произошла новая свалка, новые жертвы. В результате ограбленная мука в количестве до 3000 пудов почти вся была рассыпана по путям[123].

В саму Москву в конце мая прибытие продовольственных грузов совершенно прекратилось. 29 мая был издан декрет СНК о введении военного положения в столице, и правда, некоторые уголки Москвы в это время были похожи на передовую. Красноармейцы глушили гранатами рыбу в прудах, устраивали стрельбу по голубям и воронам. Штатские пасли скот на парковых газонах. ВСНХ разрабатывал проект Института питания во главе с известным профессором А. В. Леонтовичем для изыскания «новых» средств питания — продовольственных суррогатов и утилизации пищевых отбросов. Повсеместно в рабочих центрах росло недовольство.

Симптоматичный митинг состоялся 23 мая в Костроме. В два часа прекратили работу фабрики, вечером во дворе Дворянского собрания сошлись около 5 тысяч человек. Обсуждали вопросы об Учредительном собрании, о свободе хлебной торговли и т. п. Большевистским ораторам выступать не дали. После бурных прений, затянувшихся до ночи, была принята резолюция о возбуждении перед Совнаркомом вопроса о разрешении свободной торговли под контролем общенародной, небольшевистской власти. «Настроение в городе повышенное, особенно в связи с известиями о тревожном настроении в Рыбинске и Ярославле»[124], — сообщал корреспондент. Мягко сказано. По сведениям из Ярославля, на улицах города уже шли бои между Красной армией и еще не расформированной Красной гвардией с применением винтовок и пулеметов[125]. Голод разыгрывал прелюдию к известным июльским мятежам в верховье Волги.

Майско-июньское законодательство 1918 года и перенос центра тяжести классовой борьбы из города в деревню, что явилось логическим следствием и продолжением всей политики предшествующего этапа, наиболее решительно продвинули общество в сторону развития гражданской войны и военного коммунизма. Провозгласив продовольственную диктатуру, государство было вынуждено приводить в соответствие с ней и остальные отрасли народного хозяйства. 28 июня был принят декрет о национализации всей крупной и части средней промышленности. Не менее закономерным явилось и другое важнейшее событие этого периода. В конце мая вспыхнул мятеж чехословацкого корпуса, который стал сигналом и опорой для объединения и выступления всех антисоветских сил на востоке страны и положил начало регулярной гражданской войне с образованием фронтов и вовлечением в военные действия широких масс населения.

«Само по себе восстание иноземных отрядов, заброшенных на огромном протяжении России, не представляло бы для нас столь серьезной опасности, — писал в докладе ВЦИКу, СНК и ЦК РКП(б) председатель Высшей военной инспекции Н. И. Подвойский, — если бы не сплетение сложных местных условий, которые были разумно использованы людьми, руководящими чехословацким движением. Испытанные в бою, прекрасно организованные и спаянные единым национальным духом, чехословацкие отряды дали возможность различным контрреволюционным элементам, от правых эсеров до черносотенцев, сгруппироваться вокруг себя, пополняя свои ряды. Вожди чехословаков сумели снискать к себе большое сочувствие среди крестьянского и мещанского городского населения…

Рабочие и крестьяне, принимавшие самое непосредственное участие в Октябрьской революции, не разобравшись в ее историческом значении, думали использовать ее для удовлетворения своих непосредственных нужд. Настроенные максималистски с анархо-синдикалистским уклоном, крестьяне шли за нами в период разрушительной полосы Октябрьской революции, ни в чем не проявляя расхождений с ее вождями. В период созидательной полосы, они естественно должны были разойтись с нашей теорией и методом»[126].

Не совсем ясно, что подразумевал Подвойский, говоря о «созидательной полосе», тем не менее выдержки из его достаточно откровенного и объективного доклада красноречиво свидетельствуют о сложившихся политических настроениях в России в результате шестимесячной власти большевиков.