Крестьянский бунт в эпоху Сталина: Коллективизация и культура крестьянского сопротивления

Регион	Работники НСА	Колхозники	Активисты
Украина	313 (11%)	599 (22%)	952 (34%)
Северный Кавказ	57 (9%)	152 (25%)	268 (44%)
Центр.-Черн. область	226 (21%)	233 (21%)	273 (25%)
Средняя Волга	163 (26%)	111 (17%)	196 (31%)
Нижняя Волга	109 (15%)	125 (18%)	262 (37%)
Сибирь	91 (21%)	113 (26%)	101 (23%)
Западная Сибирь	57 (19%)	34 (11%)	145 (48%)
Восточная Сибирь	14 (9%)	9 (6%)	66 (42%)
Урал	154 (16%)	235 (24%)	314 (32%)
Московская область	102 (14%)	192 (27%)	1 242 (34%)
Ленинградская область	160 (26%)	253 (42%)	121 (20%)
Западная область	137 (20%)	214 (32%)	162 (24%)
Ивановская область	57 (20%)	81 (28%)	89 (31%)
Белоруссия	37 (7%)	200 (38%)	129 (24%)
Нижегородский край	100 (16%)	229 (36%)	198 (31%)
Дальний Восток	46 (13%)	106 (31%)	59 (17%)
Север	20 (17%)	30 (25%)	38 (32%)
Башкирия	52 (18%)	78 (27%)	108 (37%)
Татария	88 (21%)	113 (27%)	136 (32%)
Казахстан	52 (16%)	75 (23%)	160 (48%)
Крым	13 (15%)	16 (19%)	39 (46%)
Средняя Азия	36 (12%)	45 (15%)	210 (70%)
Кавказ	82 (16%)	123 (24%;	217 (43%)
Северный Кавказ	48 (21%)	22 (10%)	118 (52%)
Итого	2 114 (15%)	3 388 (25%)	4 603 (33%)

В основном крестьяне выплескивали свой гнев на жителей деревни, тесно связанных с советской властью. Большинство из этих активистов и работников сельсоветов происходили из крестьянских семей. Среди неместных жертвами становились либо представители центра, например двадцатипятитысячники, постоянно проживающие по месту работы, либо пришлые горожане, входившие в советский аппарат, или же обучающий персонал^{531}. К людям с такими должностями было легче подступиться, чем к уполномоченным или же к вышестоящим государственным лицам: те заезжали в деревню ненадолго и постоянно находились в движении, а потому застигнуть их было практически невозможно, разве что во время очередного мятежа или бабьего бунта, которые редко заканчивались серьезными жертвами. Два неожиданных инцидента в начале 1930-х гг., в результате которых так называемые крестьянские банды в опасной горной местности расправились с секретарем Ингушского обкома партии, партийным инструктором Северокавказского крайкома партии и двумя членами обкома Кабардино-Балкарии, являются скорее исключением из правила^{532}. Хотя убийства этих высокопоставленных лиц и подлили масла в огонь гражданской войны, ее главный фронт пролегал в деревне, а основными жертвами были местные активисты — немногие крестьяне, решившие связать свою судьбу с советской властью.

Участвовавшие в актах террора крестьяне, которых было намного больше, чем жертв, в официальных документах всегда обозначались как «кулацкие бандиты», независимо от того, являлись ли они таковыми на самом деле. Прилагательное «кулацкий» оказалось гораздо удобнее существительного «кулак», так как его можно было распространить на всех, чье поведение (временами или же постоянно) отклонялось от установленной нормы: на кулаков, подкулачников, торговцев, лавочников и всех «бывших людей». Кулак (практически всегда мужчина) преследовал свою добропорядочную жертву, вооружившись обрезом, высматривал ее из-за угла. Мишенью ему служили советские учреждения и семьи активистов. Если верить политическим карикатурам, он носил рубашку в горошек, высокие кожаные сапоги, был довольно тучен, частенько усат^{533}. По своей природе он был «темный» (несознательный). Он сам или его предки (так как в 1920–1930-х гг. считалось, что классовая принадлежность передается по наследству) в прошлом эксплуатировали труд бедняков. По сути, «кулацкий бандит» являлся олицетворением всего того зла, от которого коммунисты стремились освободить общество, чтобы оно смогло двигаться к светлому будущему.