Крестьянский бунт в эпоху Сталина: Коллективизация и культура крестьянского сопротивления

Пушкин представлял его именно таким. Однако крестьянские восстания были какими угодно, только не бессмысленными. Подобно любым другим, народные бунты, прокатившиеся по стране в эпоху коллективизации, обладали сходными характеристиками. Чаще всего это было спонтанное действие без единого руководства. В основе этих выступлений редко лежал только один мотив, однако все они являлись демонстрацией мятежного сознания, которое формировалось на основе схожих политических, экономических и культурных интересов крестьян. Показателями политической подоплеки волнений и в целом политического сознания населения являлись два аспекта. Во-первых — те требования, которые выдвигали участники бунтов: распустить колхоз или воспрепятствовать его организации, вернуть отобранное зерно и скот, освободить кулаков, защитить церкви. Во-вторых, — объекты нападений: партработники, деревенские активисты, правительственные здания и колхозные постройки. Общность интересов крестьянства сводила на нет региональные различия, благодаря чему восстания обнаруживали аналогичный характер, которому соответствовали определенные стиль поведения, набор ролей и сходные цели. Некоторые ритуальные черты и осознанность происходящего не исключали, тем не менее, яростного и взрывного характера бунтов, причины которых коренились в недовольстве, отчаянии и возмутительном произволе властей. Это была крайняя мера, на которую шли крестьяне, угнетенные нескончаемой несправедливостью.

В ходе этих выступлений сформировалась своеобразная манера проявления культуры сопротивления, придававшая всплескам ярости характер обряда, — с определенными ролями их участников и методами достижения целей. Женщины часто брали на себя руководящую роль (особенно это было заметно на начальных стадиях мятежей), тогда как мужчины, иногда вооруженные кольями, косами или вилами, сначала стояли в стороне, грозно наблюдая за происходящим. Они вмешивались только в тот момент, когда начинались столкновения, или иной раз брали на себя руководство, если волнения перерастали в бунты. Большинство волнений начинались без проявления жестокости в отношении представителей советской власти во время собраний или на улицах, когда крестьяне (часто женщины) пытались с помощью слов отстоять свои хозяйства, защитить соседей или церковь. Однако эти стычки стремительно принимали угрожающие масштабы, если должностные лица отвечали презрительным отказом или игнорировали просьбы, относясь к собравшимся как к невежественным и темным «мужикам» и «бабам» — почти как к скоту. Если следовали столкновения и удары, то неизменно раздавался удар набата, срывая проведение собрания и заставляя всех крестьян покинуть место сбора. «Шумный протест» сопровождался разного рода выкриками, требованиями и призывами положить конец несправедливости. Он начинался, когда крестьяне собирались, например, возле сельсовета (как местного символа власти) либо возле административного здания колхоза или зернохранилища (которые были символами нового порядка). Если и в этом случае требования толпы не получали отклика или — еще хуже — следовал явно агрессивный или провокационный ответ партработников, толпа могла легко перейти грань и потребовать самосуда или расправы (возмездия, чаще всего кровавого) над представителями власти, которые в таких случаях всегда очевидно уступали в численности. Самые умные прятались, поскольку в противном случае могли подвергнуться нападению или преследованию до тех пор, пока не нашли бы безопасного укрытия. В основной массе такие бунты сопровождались больше угрозами, нежели реальным применением силы, и были, скорее, попытками убрать с дороги партработников и местных активистов, которые препятствовали достижению целей мятежа^{726}. Даже официальные источники ОГПУ отмечали, что в 1930 г. физическое насилие применялось к должностным лицам лишь в 1 616 случаях (что составляет приблизительно 12% от общего числа бунтов). Из них 147 имели летальный исход, 212 закончились нанесением увечий и 2 796 — побоями^{727}. Как только администраторы уже не мешали бунтовщикам, последние сразу брали ситуацию в свои руки и действовали соответственно — освобождали арестованных кулаков, возвращали собственность, распускали колхозы и снова открывали церкви. Некоторые бунты сопровождались политическим вандализмом и уничтожением советской символики — портретов партийных лидеров, а также обыском кабинетов^{728}. В особых случаях толпа могла взять на себя функции местной власти: выбирала новый сельсовет, а иной раз даже восстанавливала должность деревенского старосты^{729}. Большинство таких бунтов заканчивались сами собой, когда их цели были достигнуты, а советская власть отступала. По заявлениям ОГПУ, только 993 восстания (или около 7% от общего числа) были подавлены силами армии, милиции, подразделениями ОГПУ или нерегулярными военными частями, находящимися в распоряжении партии, при этом основная масса таких случаев пришлась на период с февраля по апрель^{730}.[74]