Если поставить себя на место крестьянина-середняка Самарской, Саратовской или Пензенской губерний и ознакомиться с текстом вышеупомянутой записки, то можно с уверенностью сказать, что крестьянин увидит, что он не является собственником своей земли, что за эту землю ему придется «тягаться» с бывшим владельцем и государством, что деревню ожидают новые землеустроительные комиссии и новые выделенцы на лучшие земли и т. д. И главное, что он поймет — новая власть — это «хорошо забытая старая власть», которая оказалась способной на все, кроме одной простой вещи — дать крестьянину то, что он хочет. Поэтому практическое осуществление изложенной в записке программы явилось бы не успокоением крестьянской России, а прямой дорогой к продолжению гражданской войны. Программа ориентировалась на «сильных», зажиточных крестьян, предусматривала разрушение общины. Учитывая, что эта политика уже обанкротилась в 1917 г., надеяться на ее успех можно было только при одном условии — силовом воздействии на крестьянство государственной власти. Так что программа министерства земледелия колчаковского правительства вряд ли могла удовлетворить интересы подавляющего большинства крестьян Поволжья.
Согласно принятым Советом министров 8 апреля 1919 г. Правилам «О порядке производства и сбора посевов в 1919 г. в местностях, освобожденных от советской власти» и утвержденного 13 апреля 1919 г.
Совмином колчаковского правительства положения «Об обращении во временное заведование правительственных органов земель, вышедших из фактического обладания их владельцев и поступивших в фактическое пользование земледельческого населения», частновладельческие земли, захваченные крестьянами, должны была перейти под юрисдикцию государства. Их дальнейшая судьба зависела от того законодательства, которое будет создано после победы над большевиками. Сохранялось право крестьян на выращенный урожай, но не гарантировалось право на продолжение пользования «захваченной землей». Оно могло быть получено лишь с согласия специально созданных государственных органов, а также в результате «полюбовной сделки» с бывшим хозяином этой земли. За право пользования землей устанавливался налог{942}
. Опять же, поставив себя на место «крестьянина-захватчика», можно представить его реакцию. Она не могла быть положительной, поскольку эти правила, при всех их оговорках, лишали крестьян права свободного распоряжения землей, полученного от новой власти. Кроме того, они ставили крестьянина в подвешенное состояние, поскольку были временными, и дальнейшая судьба земли зависела от будущего законодательства. Можно только представить себе крестьянские думы по поводу того, какие законы могут написать для них победившие «баре» и «господа офицеры»!Однако даже эти «Правила» не распространялись на всех крестьян. Они имели избирательный характер и не касались «лиц, являвшихся активными сторонниками так называемой советской власти»{943}
. Что это могло означать на практике? Под определение «активный сторонник» советской власти подпадала значительная часть крестьянства, задействованная в сельских и волостных советских учреждениях. Также ими могли считаться военнослужащие Красной армии и их семьи. Кроме того, к этой категории можно было причислить и всех участников крестьянского движения 1917 г., когда громились помещичьи усадьбы, сселялись хутора, ликвидировались отруба и т. п., что объективно было на руку большевикам.В целом, подводя итог анализу колчаковского законодательства по агарному вопросу, можно заключить, что оно не могло быть особо привлекательным для крестьян Поволжья, особенно проживавших в районах бывшего помещичьего землевладения. Неясность дальнейших перспектив полученной крестьянами в ходе революции земли, ставка на «сильное» крестьянство, разрушение общины, избирательный характер законодательства — все эти факты заставляют думать, что перспективы аграрной политики режима Колчака в поволжской деревне были далеко не радужными. Точно такими же оказались результаты практической деятельности колчаковских органов власти и армии на временно оккупированной территории Поволжья.