Крестики-нолики

Когда они добрались до тесного командного пункта, дождь уже перестал. Инспектор, руководивший выездной бригадой, сразу вручил им списки фамилий и адресов. Ребус был рад оказаться вдали от полицейского управления, вдали от Андерсона и его мышиной возни с отчетами и бумагами. Настоящая работа была именно в здесь, в гуще людей, возможных свидетелей поступков, а то и промахов убийцы, которые могут столкнуть расследование с мертвой точки.

– Вы не будете возражать, сэр, если я спрошу, кто предложил поручить нам с коллегой поквартирный опрос?

Инспектор сыскной полиции смерил Ребуса внимательным, насмешливым взглядом:

– Еще как буду возражать, Ребус, черт подери! Это ведь все равно не имеет значения, так или нет? Каждое задание в этом деле жизненно важно. Давайте не забывать об этом.

– Так точно, сэр! – сказал Ребус.

– Вы тут, должно быть, чувствуете себя, как в коробке из-под башмаков, сэр, – сказал Мортон, разглядывая тесное помещение.

– Да, сынок, я сижу в коробке из-под башмаков, но башмаки – это вы, ребята, так что шевелитесь, черт подери!

А вот этот инспектор, подумал Ребус, кладя свой список в карман, кажется, славный малый. Довольно остер на язык – как раз во вкусе Ребуса.

– Не беспокойтесь, сэр, – тотчас отозвался он, – мы мигом.

Он надеялся, что инспектор заметил иронию, сквозившую в его голосе.

– Кто последний – тот педик, – подхватил Мортон.

Нынешнее дело о похищениях не укладывалось ни в какие стандартные рамки и, безусловно, требовало индивидуального подхода. Однако Андерсон действовал согласно издавна сложившейся полицейской процедуре: отправил своих людей на поиски тех, кого принято проверять в первую очередь, – родственников, знакомых, зарегистрированных преступников с педофильскими наклонностями. С особым вниманием управление расследует деятельность полулегальных организаций вроде группы с чудовищным названием «Обмен педофильской информацией». Какую-то пользу можно извлечь и из телефонных звонков, которыми сейчас наверняка одолевают Андерсона. Как правило, звонят в полицию чудаки, но разговоры с ними представляют собой прекрасный материал для анализа: одни звонившие сознаются в совершении преступления, другие представляются медиумами и предлагают помочь установить связь с покойниками, третьи городят всякую несусветную чушь, направляя полицию по ложному следу. Все они находятся во власти прошлых грехов и нынешних фантазий. Как, впрочем, и любой человек.

Подойдя к первому дому, Ребус громко постучался и стал ждать. Дверь открыла гнусная старуха – босиком, в некогда шерстяной, а ныне на девяносто процентов дырявой кофте, наброшенной на угловатые плечи.

– Чего надо?

– Полиция, мадам. По поводу убийства.

– Чего? Мне ничего не надо. Вали отсюда, а то позову легавых!

– Убийства! – заорал Ребус. – Я из полиции! Пришел задать вам несколько вопросов.

– Чего? – Она отступила немного назад и уставилась на него, а Ребус готов был поклясться, что увидел в потускневшей черноте ее зрачков слабый проблеск былого интеллекта.

– Чего еще за убийства? – спросила она.

Неудачный денек. В довершение всего опять пошел дождь, колючие струи ледяной воды потекли по лицу и за шиворот, начали просачиваться в башмаки. Совсем как в тот день у могилы старика… Неужто он был там только вчера? Многое может случиться за двадцать четыре часа – по крайней мере с ним.

К семи вечера Ребус обошел шестерых из четырнадцати человек, значившихся в его списке. Со стертыми ногами, по горло налившись чаем, но жаждая чего-нибудь покрепче, он вернулся к командной коробке из-под башмаков.

На краю болотистого пустыря стоял Джек Мортон, озирая размокший глинозем, по которому были там и сям разбросаны кирпичи и разнообразные обломки.

– Адски неприятно здесь умирать.

– Она умерла не здесь, Джек. Вспомни, что сказал судебный медик.

– Ну, ты же знаешь, что я имею в виду.

Да, Ребус это знал.

– Кстати, – сказал Мортон, – педик-то ты.

– За это надо выпить, – подвел итог Ребус.

Пили они в самых убогих эдинбургских барах, в тех барах, куда никогда не заглядывали туристы. Они пытались избавиться от мыслей об этом деле, но не могли. Чем страшнее убийство, тем сильнее захватывает расследование; не дает думать ни о чем постороннем и заставляет еще больше работать; гонит в кровь адреналин и не позволяет отступить или бросить дело на полпути.

– Пойду-ка я, пожалуй, домой, – проговорил Ребус.

– Нет, выпей еще.

Джек Мортон начал пробираться к стойке с пустым стаканом в руке.

Ребус, путаясь в мыслях, вновь задумался о своем таинственном корреспонденте. Он подозревал Рону, хотя подобные выходки не вполне в ее стиле. Подозревал свою дочь Сэмми, быть может, решившую отомстить отцу, вычеркнувшему ее из своей жизни. Члены семьи и знакомые поначалу всегда числятся в главных подозреваемых. Но письма может писать любой человек – любой, кто знает, где Ребус работает и где живет. А что, если опасаться следует кого-либо из сослуживцев?

Но кто бы ни был автором писем, зачем, ради Христа, он это делает?…

– Вот, пожалуйста, две чудесные пинты пива за счет заведения.