Крестная мать - 2

Татьяна так искренно, откровенно радовалась, такой она выглядела бодрой, счастливой, что невольно заразила оптимизмом и радостью всех остальных заложниц. Они наперебой стали расспрашивать Хеду и Изольду о том, что происходило в подвале больницы, не видели ли они там их родственников и знакомых, называли приметы: «Женщина такая худенькая, в цветастом платье, Валей зовут…», «А мужа моего не видела там, Лиза? Такой высокий, рука у него в гипсе, в полосатой рубашке…», «А девочка, Оля, что с тобой была, Хеда? Она там? Это племянница моя, я проведать ее приехала, а меня на рынке забрали…»

К ночи, когда многие женщины забылись тревожным, тяжелым сном, Изольда тихо рассказывала Татьяне:

— Я там, в подвале, знакомых встретила, Тань. Чеченцы, что у нас в Придонске были. Рустама сразу узнала, хоть он форму эту пятнистую надел. А второй, Аслан, мелькнул у входа, ушел куда-то.

— А они узнали тебя?

— Нет, не думаю. Я сразу голову опустила. Сидели мы с Хедой на полу, кто там нас разглядит!

— Ну и не лезь на глаза, правильно. От них всего можно ожидать. Мало ли!..

Шептались они за полночь, пока какая-то нервная женщина не попросила их замолчать…

На пресс-конференцию к Басаеву Люся Вобликова попала вместе с другими журналистами.

Корреспондентов различных изданий, в том числе и иностранных, под бдительным оком боевиков провели к Басаеву, он ждал их в полуподвальном, отделанном деревом зале, где было очень душно — лица у всех сидящих там блестели от пота. Перед этим журналистам показали подвал, где сидели сотни заложников, и бедные, перепуганные люди протягивали руки к телеоператорам, кричали в самые микрофоны: «Скажите там, наверху, Ельцину и Черномырдину! Пусть выручат нас! Что мы такого сделали, что нас тут держат? Пусть правительство принимает все условия Басаева…»

Шамиль в окружении своих боевиков, державших наизготовку автоматы, спокойно сидел под палящим светом юпитеров, втолковывал журналистам, а через них — всему потрясенному миру:

— У нас маленькая надежда, что хоть кто-то из вас может сказать правду. В Буденновске находится наш разведывательно-диверсионный батальон. Мы не собирались захватывать Буденновск, у нас была другая задача. Мы хотели добраться до Москвы, там немножко повоевать и посмотреть, как российские власти будут бомбить Москву. Но вся наша операция сорвалась из-за алчности и жадности постовых гаишников. У нас просто не хватило денег заплатить этому посту, здесь, в Буденновске. Из-за этого они и придрались к нам и предложили следовать в отделение милиции…

— Каковы ваши требования, Шамиль? — сейчас же спросил один из корреспондентов.

Басаев, держа в руках автомат, вытер пот, спокойно сказал:

— Прекращение войны в Чечне, вывод оттуда российских войск, начало мирных переговоров, проведение российского референдума о предоставлении независимости Чеченской республике.

— Круто! — качнул головой корреспондент, и его шариковая ручка заскользила по листку блокнота.

— Зачем вы убиваете заложников? — дрожащим и возмущенным голосом спросила Вобликова. — Это же… варварство!

Шамиль глянул на нее, вздохнул.

— Мы не собирались никого убивать. Мы расстреляли работников госучреждений за то, что снайперы убили и ранили наших товарищей. А женщин и детей мы расстреливать не собираемся. Мы не маньяки. Это сделают российские войска, мы заставим их это сделать, если не будут выполнены наши требования. Пускай приходят и штурмуют больницу. Нам надоело смотреть, как убивают наших женщин, стариков, детей, как бомбят наши села.

— Это была заранее спланированная акция, господин Басаев? — с заметным акцентом, но все же на хорошем русском языке спросил один из иностранных корреспондентов. — Вас послал Дудаев?

— Нет, ни Дудаев, ни Масхадов нас не посылали, — ответил Шамиль. — Но мы не могли дальше находиться в наших селах, их бомбили вместе с нами. И мы пришли сюда.

— Сколько у вас убитых, Шамиль?

— Восемь убитых, двенадцать раненых. И мы не собирались столько убивать здесь, в Буденновске. Но по нам начали стрелять из всех углов.

— За что вы мстите русским, господин Басаев?

— Нас довели до крайности. Я не говорю уже о наших близких, детях, которых убили, о беременных женщинах. О шестидесяти пяти тысячах русских, которых уничтожили[12]. О двух моих братьях, двух дочерях, жене, сестрах, которых убили, об одиннадцати моих родственниках. И так у каждого из нас. Спросите у любого из моих товарищей… Дайте нам свободу!

— Почему вы выбрали для захвата больницу? Здесь и так страдают.

— Сначала мы хотели повоевать в центре города. Но врачи «скорой», когда начался бой, стали хватать раненых и увозить их в больницу — честь им за это и хвала, они выполняли свой долг. И мы пошли вслед за нашими товарищами.

Вобликова слушала, что говорил Басаев, старательно записывала его ответы, не все, однако, принимая за чистую монету, — например, цифры убитых и раненых в чеченской войне. Но цифры эти всем щекотали нервы, звучали из уст воюющего чеченца, одного из дудаевских командиров, и, может быть, ему можно было верить больше, чем официальной статистике…