Жара мучила Москву, как и всю Россию, с середины апреля. Раскалившийся где-то в Атлантике циклон бесформенным и незримым облаком чудовищных размеров разлегся на русских просторах от Балтики до Украины, застыл в неподвижности, иссушал почву и водоемы, жег молодую листву, издевался над посевами. И все же там, в полях, наверное, человеку было легче дышать, чем здесь, в мегаполисе, в этом громадном каменном городе с миллионами людей, с железобетонными коробками зданий, застойной духотой улиц, горячим асфальтом, вонью выхлопных газов и стадами задыхающихся автомобилей. Слишком раннее тепло, а за ним и жара пришли в Россию совсем некстати, нарушив ее размеренный, веками отработанный ритм жизни, в котором весна аккуратно и не торопясь меняла зиму, вступала в свои права, потом плавно переходя в лето. К теплу и яркому свету солнца люди и растения привыкали постепенно, радовались им, соразмеряя свою жизнь с законами природы, приспосабливаясь к ее мудрому ходу; ничто доныне не нарушало этих законов, ничто не раздражало жителей российских сел и городов, в том числе и Москвы. Заокеанская эта, изнурительная жара всегда была где-то далеко, там, где ей и положено быть; своим безжизненным дыханием она почти никогда не опаляла русских берез и трав, не разогревала коробки домов, как радиаторы машин, позволяла россиянам существовать в привычном для них климате, дышать прохладным воздухом, не искать убежища от обжигающих солнечных лучей. Но в последние годы многое на земле переменилось, изменился и климат. Увы, американская нездоровая жара пришла и в Россию, в Москву, диктовала здесь свои условия, заставляла россиян приспосабливаться, каким-то образом сопротивляться ненужным высоким температурам — в том числе и политическим…
Размышляя об этом, то и дело вытирая платочком мокрый лоб, стараясь держаться в тени зданий, Татьяна шла по Москве, по незнакомой ей улице Варварке. Кто-то из встречных горожан посоветовал ей выйти на станции метро «Китай-город», идти к гостинице «Россия». Там, за гостиницей, и будет нужный ей Никольский переулок, там и находится Комитет по управлению государственным имуществом, которым руководил в свое время Чубайс, он, кажется, и основал его в нынешнем п р и в а т и з а ц и о н н о м виде. Впрочем, про рыжего этого Чубайса она подумала просто так, человек этот ей симпатичен не был, хотя, как это ни странно, именно он в чем-то предопределил ее судьбу и нынешнюю должность: не будь в России приватизации государственного, народного имущества, не было бы соответствующего комитета в Москве и у них в области и не нужен был бы начальник отдела по приватизации… Так что, в принципе, Чубайсу она все же должна при случае сказать «спасибо».
Наконец Татьяна отыскала здание под номером девять, вошла, спрашивая обитателей этого респектабельного помещения, где кабинет такого-то, как вдруг нос к носу столкнулась с… Городецким! С Антоном Михайловичем!..
Встреча эта была так неожиданна для нее, что Татьяна в первое мгновение просто открыла рот, не зная, во-первых, верить ли своим глазам, и, во-вторых, соображая, как ей вести себя с этим человеком.
Городецкий между тем спокойно и с интересом смотрел на нее, и на его сытом, ухоженном лице блуждала неясная, снисходительная улыбка.
— Как говорится, гора с горой не сходятся… — сказал он просто и протянул ей руку. — Ну, здравствуйте, что ли, Татьяна Николаевна!.. А я думаю: что это она не появляется? По всем моим подсчетам, вы должны были уже добраться… Как доехали?
— Вы что, ждали меня? — наконец догадалась она спросить.
— Да.
— Но… я не понимаю: зачем? Откуда вам было известно, что я должна приехать в Москву, сюда?
Она оглядела Городецкого с головы до ног. Одет он был безукоризненно: серый, в тонкую полоску костюм-тройка, яркий модный галстук на белоснежной рубашке, новенькие туфли… Не мужчина — картинка из журнала мод!
Он будто ждал, пока она осмотрит его, не торопился с ответом.
— А вам разве не сказали, что мы должны встретиться?
— Нет. А кто должен был сказать?.. И вообще вы же уехали, смылись из России… Хм! И где теперь обитаете, если не секрет?
— Не секрет. В Мюнхене. — Он следил за выражением ее лица. — Насчет… «смылся»… Ладно, не будем об этом. Сказать вам о нашей встрече должен был Аркадий Каменцев…
— А зачем? — Она искренне недоумевала и все никак не могла избавиться от того первоначального шока, который испытала, увидев перед собою этого человека. Сколько воспоминаний сразу пронеслось в ее голове: Марийка Полозова, покончившая с собой; пачки денег, которые привез Городецкий на главпочтамт, чтобы замять «амурное» дело; акционерное общество «Мечта», куда они с Алексеем вложили свои трудовые сбережения, а он, холеный господин, стоящий сейчас перед нею, украл эти сбережения, да и у тысяч других жителей Придонска и смылся… по-другому и не назовешь… ну, пусть будет слинял, если ему так приятнее было бы слышать.