Крестная мать - 2

— Поскребем по сусекам, поищем. — Городецкий поднял рюмку над столом. — Давайте, Таня, выпьем за встречу. Наша встреча необычная, я понимаю. Но дело не в этом. Дело в том, что хорошо, когда два человека довольно быстро нашли общий язык в щекотливой ситуации. Это приятно сознавать — я имею дело с умным и трезво мыслящим человеком. С современным! За вас!

Они выпили. Татьяна ела с аппетитом, пища была для самых настоящих гурманов — не сразу и поймешь, с чего начинать, чем есть и не проглотить бы ненароком свой собственный язык, до того все было вкусно!

— Слушайте, Городецкий, неужели у вас у одного столько денег? Сорок миллиардов рублей! С ума сойти! Неужели мы, дураки, столько вам собрали? — Татьяна малость захмелела и потому осмелела. Да и чего ей, собственно, терять? Не ей Городецкий нужен, а она ему. Вон как жизнь повернулась. И чего ее, эту жизнь, клясть?

Жирные губы миллиардера тронула ироничная усмешка. Но Антон Михайлович сразу же погасил эту ненужную сейчас иронию, она могла быть неправильно истолкована — женщины чувствительный народ, не то что слово, взгляд все может испортить, к чертовой матери. Ты уж следи за собою, Антон!

Лицо его опять сделалось серьезным и деловым.

— Таня… прошу вас… а точнее, советую: если вы решили заниматься бизнесом, никогда не считайте деньги в чужих карманах! Я понимаю, вы в данный момент имеете право задать мне кое-какие вопросы, но… придержите язык. Возьмите хотя бы одной ступенькой выше, там удобнее будет стоять. А я уже пообщался с людьми из большого бизнеса… мои сорок миллиардов деревянных — это так, мелочевка, всего лишь на какой-то сахарный заводик! Так вот, люди эти не очень любят словоохотливых. Имейте в виду.

— Ну-ну.

Татьяна вытащила из-под салфетки деньги, открыла свою сумочку, кинула туда пачку. Что ж, помалкивать, так помалкивать. Послушаем умных и опытных, поучимся. Пригодится. Он прав.

Городецкий налил еще, и они снова выпили. Сидеть в прохладе, пить прекрасный коньяк, есть изысканную пищу и помнить, сознавать, что у тебя в сумочке почти 50 миллионов рублей!.. Это же «Волга»! Тягунов будет очень рад машине, он мечтал о ней всегда, признался как-то… А от нее в смысле «отработки» многого и не потребуется: надо лишь попридержать на аукционе чьи-то документы, чьи-то отклонить, кому-то назначить другие сроки, кого-то уличить в неправильном оформлении банковских реквизитов, выписок, поручений и тому подобное — она сообразит, что делать. А вот документы Городецкого… Антона Михайловича пойдут по «зеленой улице», она постарается. Да нет ничего проще. Она на своем месте уже кое-чему научилась. Да и за ее спиной стоят Каменцев, Суходольский… Сделаем, Антон Михайлович! Не переживайте.

Однако хорохориться и преувеличивать свои возможности Татьяне позволил, конечно же, коньяк — сложности в проведении аукциона будут, и немалые, от нее в самом деле потребуются определенные усилия для того, чтобы сахарный завод оказался в руках Городецкого, но она  т е п е р ь  п о с т а р а е т с я!

Городецкий, внимательно наблюдающий за ней, облегченно перевел дух.

— Ну вот, женщина уже порозовела, хмарь с ее лица сошла. Это хороший признак. Можно и расслабиться. А, Таня?

— И чего вы со мной возитесь, Антон Михайлович? — игриво спросила она. — Договорились бы с Суходольским или, вернее всего, с Аркадием, мне бы поручили: надо сделать. И все. Я лицо подчиненное, начальник маленький.

Он засмеялся.

— Маленькие начальники как раз и делают большие дела. В том числе и в бизнесе. Большие люди, как правило, в стороне. Их редко видно или слышно. А что касается вас, Таня… Ну, не будет же Аркадий или Владимир Ефимович с документами моими возиться, на аукционе сидеть. Это все вы должны сделать. За это вам и платим.

— Большое спасибо. Я тронута вашей прямолинейностью.

— Большое пожалуйста. За прямолинейность извините. Лишнего сказал, да. Не обижайтесь. Мы с вами… ну, не совсем трезвые, ладно?

— Ладно, — махнула она рукой. — Наливайте, давайте еще выпьем.

— Ну вот, это другое дело. Гора с плеч.

Они закусили с новых тарелок, только что поданных все тем же расторопным официантом, и Городецкий стал разглагольствовать: