— Самолет у тебя будет, Махмуд! — сказал в прошлую их встречу Джохар. — Самый современный, боевой, с полным боекомплектом. Их в России много. Изучай пока машину, исхитряйся. Возле Чечен-Аула от самолета-штурмовика кое-что осталось, мы захватили часть кабины… А вообще принцип устройства один, ты же знаешь, Махмуд: ручка полета, рукоятки управления двигателями, педали… Ты профессионал, Махмуд, не мне тебя учить!
— Вы сами летчик, товарищ генерал! — отвечал Махмуд, вытянувшись по стойке «смирно» перед Дудаевым. — Имеете право учить меня.
— Да, летчик. И я сел бы в кресло «сухого» и ушел на Москву, если бы мне позволили…
Дудаев вздохнул, вернулся мыслями на заседание штаба.
— Надо что-то делать, — сказал он. — Войну сейчас нужно остановить — развитие событий не в нашу пользу. Надо заставить русских сесть за стол переговоров.
— Буденновск! — сказал вдруг Шамиль Басаев.
Все командиры посмотрели на него — что он хотел этим сказать?
— Там вертолетный полк, они летают сюда убивать нас…
— Ты хочешь захватить вертолеты, Шамиль?
— Не только. Люди нужнее.
Командиры задумались. Идея эта им в принципе нравилась, и была она, конечно, в духе Басаева. В свое время, осенью 1991 года, он захватил в заложники пассажиров авиалайнера, следовавшего из аэропорта Минеральные Воды в Екатеринбург. Угрожая взрывом, Басаев потребовал от пилотов изменить курс и следовать в Анкару. По прибытии в Турцию он объявил местным властям, что осуществил захват самолета с целью привлечения внимания мировой общественности к Джохару Дудаеву, который только что пришел к власти и подвергается большому давлению со стороны российских властей — те планировали в то время введение в Чечне чрезвычайного положения…
— Я пойду со своим батальоном в Буденновск, — продолжал Басаев. — Вернее, через Буденновск. На трех-четырех КамАЗах. С машиной ГАИ, повезем «груз-двести». Одна из моих групп останется в самом Буденновске. Разгромит вертолетный полк и возьмет в заложники больницу. Это отвлечет внимание русских, они все кинутся туда. А я тем временем пойду дальше, на Минеральные Воды, в аэропорт. Я, как вы знаете, хорошо его знаю. Захватим самолет, потребуем, чтобы в Минеральные Воды были доставлены Джохар Мусаевич и наши семьи. И вылетим в Анкару. Или в Саудовскую Аравию. Если у меня не получится с Минеральными Водами, мы все останемся в Буденновске. Может, и навсегда. — Шамиль говорил спокойно, но за этим спокойствием стояла железная выдержка бесстрашного человека, готового на все — присутствующие в штабной землянке это знали. — У нас нет выбора, — сказал он после небольшой паузы. — Родина или смерть. Мои люди это понимают. И готовы умереть. Все как один. Я за всех могу поручиться.
Полевые командиры переглянулись. Да, это была бы акция века! И по количеству тех людей, которых Шамиль собирался взять в заложники, и по масштабу операции, и по дерзости.
— Нужно сделать это и в других городах! — загорелся кто-то из дальнего угла. — Одновременно!
— Правильно! — поддержал говорившего Ширвани Албаков. — В нескольких! Пусть они почувствуют, что такое «акция возмездия». Жалеть русских нечего, они нас не жалеют!.. Я тоже пойду. В Краснодаре есть мои люди…
Нашелся еще командир, добровольно пожелавший провести акцию возмездия в Пятигорске, — Урусов. И он готов был со своими людьми умереть за свободу и независимость любимой Ичкерии.
Все наконец умолкли, ждали, что скажет Джохар.
— Умереть просто, — заговорил Дудаев. — И за границу сбежать несложно. В Кремле только этого и ждут. Но кто нам простит этот поступок? Что скажет брошенная нами Ичкерия? Награбили состояния, развязали войну и трусливо, как побитые шакалы, убежали. Нет! Надо победить! Надо заставить Ельцина и Черномырдина сесть за стол переговоров, прекратить убивать наших людей, вывести войска. И сделать это на глазах всего мира. Пусть они почувствуют, что мы, чеченцы, — настоящие патриоты своей Родины, что мы не боимся смерти ради ее свободы. Аллах дает нам для этого силы и веру! Аллах акбар!
— Аллах акбар! — повторили за Дудаевым полевые командиры, раскрыв перед лицом ладони. И это звучало как клятва Всевышнему — он мог убедиться сейчас в искренности слов и чистоте помыслов этих людей.