Крестная мать - 2

…Все, с кем приходилось общаться в Грозном, придерживаются мнения: военный конфликт затягивается, переходит в партизанскую войну…

…Нервы у военных на пределе — им, как правило, не дают довести до логического конца начатые операции: из Москвы останавливают боевые действия в самый неподходящий момент, когда до победы над тем или иным чеченским вооруженным формированием остается чуть-чуть…

…В Грозном — безвластие. Армейцы уходят, их сменяют внутренние войска, ОМОН. О гражданском населении никто не думает.

…Человек, не назвавший свою фамилию из соображений личной безопасности, сказал: «От России мы ждали восстановления здесь, в Чечне, конституционного строя, но не с помощью танков и орудий. Что это дало? Город разрушили, боевики ушли в горы, война продолжается…»

…Простят ли Ельцину эту войну чеченцы? Это ведь не Белый дом в Москве из танков разбить!..

Почему только чеченцы? А русские? Их немало в Грозном и по всей Чечне. От Дудаева они натерпелись, а теперь и вовсе остались без жилья, без средств к существованию.

Вопрос должен звучать иначе: простит ли российский народ правителям Чечни и России эту дикую бойню?

Из газет

Василий Андреевич Барышников, губернатор Придонской области, вызвал к себе в кабинет сразу двух генералов — милицейского и ФСБ.

И Тропинин, и Костырин явились тотчас, минут через десять после звонка помощника Кузнецова, оба в штатских костюмах, в нарядных галстуках, хорошо отдохнувшие за выходные дни, бодрые и веселые.

Барышников, не подав им руки, кивнул — и здороваясь, и приглашая генералов сесть у его рабочего стола, хмуро спросил:

— Вы знаете, что у нас в области происходит?

Генералы переглянулись. Вопрос их озадачил: в области много чего происходит. Конечно, губернатор имеет в виду события, связанные с их службами, преступления, но можно ведь и поконкретней вопрос поставить!..

— А если… уточнить? А, Василий Андреевич? — вежливо спросил Тропинин. Он решил, что вопрос и раздражение губернатора в большей мере относятся к милиции, то есть к нему. Губернатор имеет в виду, конечно же, какое-нибудь преступление, о котором, возможно, он, начальник управления, пока и не знает — мало ли!.. Подчиненные просто не успели еще доложить, а Барышников уже знает.

— Послушайте, господа генералы, а почему вы не носите свою форму? — с прежним раздражением в голосе спросил вдруг губернатор.

Генералы снова переглянулись. Вопрос вообще-то несколько странный — им обоим разрешалось ходить в штатском. А Тропинин, к слову сказать, милицейскую свою форму носил постоянно, не в пример Костырину, который, учитывая прежнюю таинственность своей службы, надел мундир лишь однажды, когда в ресторане обмывали его генеральские звезды. А так офицеры-чекисты и раньше редко щеголяли в погонах и фуражках с синими околышами, разве только во время инспекторских проверок или в День чекиста, который отмечался каждый год 20 декабря. «Дня» этого не стало, слово «чекисты» постепенно забывается, но форма осталась, ее нужно носить!

Губернатор был хмур, чем-то недоволен, и оба генерала волновались, не зная причины внезапного вызова и, видимо, связанного с ним недовольства.

— Я не знал, что вы потребуете от меня… — замямлил Тропинин первое, что пришло ему в голову. И умолк — развивать дальше мысль не было смысла, можно окончательно запутаться.

— Я, честно говоря, собирался поехать сегодня на один из интересующих службу безопасности объектов, а там моя форма была бы неуместной, — туманно пояснил Костырин. — А что все-таки случилось, Василий Андреевич?

— Полагаю, и для вашей службы, и для милиции, да и для всей общественности это теперь будет большим секретом, загадкой! — ехидно проговорил губернатор и ткнул пальцем в клавишу переговорного устройства, где настойчиво мигала сигнальная лампочка, сказал строго: — Валентина Афанасьевна, я занят!

Продолжал: