Крестник Арамиса

— Быть в мире со своей женой? Да, конечно, хотел бы… — он натянуто улыбнулся: — Подумать только, тот, кого зовут прекрасный Нанжи и кто, говорят, имеет все основания считаться придворным сердцеедом, выступает в роли мужа-рогоносца, как какой-то смешной и нелепый дворянчик из комедии Мольера! — Де Нанжи по-лошадиному тряхнул головой. — Впрочем, примите во внимание: все, что я предлагаю, в вашу пользу… Если я убью вас, вы примите смерть от дворянской шпаги и будете спасены от позора публичной казни… Если же вы меня убьете, то утешитесь сознанием, что избавили свою любимую от супруга, который вызывает у нее только презрение и отвращение…

— Черт возьми! Я согласен, граф!

Арамис возмутился и протянул между соперниками худую руку.

— Успокойтесь, господа, — сказал он, — я этого не допущу…

Господин де Нанжи прервал его:

— Почтение, которое мы испытываем к вашему возрасту, к сожалению, не остановит нас, сударь, и не думаю, чтобы господин де Жюссак отказался от моего предложения…

— Разойтись!

Элион уже держал в руке шпагу.

— А я вам объявляю, — раздраженный старик возвысил голос, — что дуэль не состоится, иначе я вынужден буду призвать…

— Не трудитесь, — холодно бросил муж Вивианы. — Господин де Сенонж и все офицеры согласны, лишь бы избежать зрелища, свидетелями которого они должны быть завтра…

— Господин де Сенонж не может здесь приказывать.

— Прошу прощения, он может приказывать в отсутствие генерала.

— Герцог отсутствует?

— Пустился в какое-то галантное приключение, переодевшись простым кавалеристом…

Элион навострил уши.

— Драгуном или солдатом легкой кавалерии, не так ли? — спросил он живо.

— Да, в самом деле, драгуном.

— А дорога, по которой он поедет, ведет в Гвадалахару?

— Да, и осталось меньше часа.

— Дьявольщина! Тогда он погиб!

— Точно, — не без иронии согласились его собеседники.

— Но, господа, я не шучу! Я слышал, как о нем говорили двое… священников… прошлой ночью… на постоялом дворе…

Элион поспешил передать разговор, свидетелем которого оказался. Мушкетерское ругательство чуть не сорвалось с уст Арамиса.

— К господину де Сенонжу!.. — толкнул он графа с силой, какой от него никто не ожидал. — Быстрее!.. Да быстрее же!.. Генерал де Вандом в плену!.. Армия без командира!.. Мы потеряли свое преимущество!..

— И знаете что, — продолжал Элион, — голос одного из святых отцов, уверен, я уже где-то слышал… Вспоминаю его сейчас…

И вдруг Элиона осенило:

— Это был де Мовуазен!

Де Нанжи вернулся с господином де Сенонжем.

— Сударь, — сказал Арамис последнему, — генералу грозит опасность, необходимо принять меры к его спасению. Прикажите эскадрону драгун седлать коней… Господин де Жюссак возьмет на себя командование…

— Осужденный?.. Что вы такое говорите?! Это невозможно!

— Невозможно, сударь, — сухо ответил старик, — отдать командующего в руки врага… Впрочем, я отвечаю за все, потому что получил полномочия командующего ad hoc[25] от самого короля.

И он показал судье бумагу, на которой было написано следующее:

«Приказ ко всем нашим подданным, как штатским, так и военным, нашей королевской властью подчиняться предписаниям предъявителя сего документа.

Людовик».

Господин де Сенонж почтительно склонился над подписью монарха. Арамис сделал повелительный жест, и Сенонж бросился прочь из тюрьмы. Через несколько минут играли сбор, и пронзительные звуки труб были слышны не только в лагере, но и в городе.

Господин де Нанжи подошел к Элиону:

— Мы не прощаемся, господин барон.

— Как вам будет угодно.

— Сразимся завтра утром.

— Согласен, если останемся живы и невредимы после этой ночи.

— Идемте же, господа, — торопил старик.

И уже в его голосе не было дрожи, шаг был тверд, взгляд — полон решимости. Арамис выпрямился, держа руку на поясе, и поднял голову. В эту минуту в нем, действительно, можно было узнать бравого мушкетера.

На площади собирались готовые к бою драгуны, со всех сторон бежали взволнованные офицеры и солдаты. Мгновенно разнесся слух об опасности, грозящей командующему, и вся армия в тот же миг готова была выступить на помощь.

Друг Атоса, Портоса и д’Артаньяна отдавал приказы. Он говорил ясно и кратко, движения его были резкие и сильные, щеки пылали дыханием далекой юности, и Арамису казалось, будто снова развевается на ветру и трепещет его красный плащ с серебряным крестом на спине.

Убедившись, что лошади оседланы и готовы к жестокой гонке, что у каждого кавалериста пистолет в седельной кобуре и мушкетон вдоль бедра, а клинки сабель рвутся из ножен, и что, наконец, маленькое войско горит безграничным энтузиазмом, старый мушкетер, вздыхая, пробормотал:

— Все это утомляет немного, ведь мне не двадцать лет, это уж без сомнения, и нельзя перенапрягаться… Но вот что! Разделаемся со всем этим, и завтра всласть поваляюсь в постели… А ведь если с предосторожностями, я невесть куда могу еще зайти.

Арамис подошел к Элиону, вдевшему ногу в стремя.