Крестный ход над Невой

– Третье апреля… Подожди-ка, Петруша говорил, что расстреляли его тринадцатого апреля. Всего через десять дней. Представляешь, всего десять дней ему оставалось жить… А потом его забрали, отвезли сюда, в Большой дом, и там выбивали показания. Петруша говорил, что ему все губы разбили, так, что ему было трудно говорить, он едва шевелил этими разбитыми, засохшими губами. А потом его по Литейному мосту – в «Кресты», и там убили. А он говорил, что ни в чём не виноват. Ничего никому плохого не делал. Бабуля, он, знаешь, до конца верил, что в его деле разберутся и отпустят… Он очень надеялся на справедливость…

Бабушка стояла молча и только прижимала к груди старенький, гладкий крестик на поношенном шнурке, который принадлежал её расстрелянному деду, о котором всегда боялись говорить вслух, о котором не сохранили даже память. Хотя он ни в чём никогда не был виноват.

– Чудной человек, этот твой Петруша… – прошептала она.

На фотографии Григория Олеговича был снят Литейный мост, который он так сильно любил с детства. Мост был сфотографирован сверху, с крыши одного из невысоких домов, стоящих на набережной. Вечерний мрак сползал с неба, внизу чернела Нева. Посредине, через весь мост тянулся ряд высоченных крестов, над каждым светился огонёк, похожий на лампаду. Фонари стояли так же, как и теперь, вдоль ограждения, их света хватало, чтобы разглядеть три «чёрных воронка».

Но именно кресты, которыми был утыкан весь Литейный мост, последняя переправа для десятков тысяч человек, больше всего поразили мальчика. Перед ним как-то разом промелькнуло их с Петрушей паломничество и все люди, о которых рассказывал ему старичок.

– Что это? Ты знаешь, что это? – Голос Степана дрогнул, когда он дотронулся пальцем до одного из крестов.

– Фонари? Нет… Вон, фонари по краям… Наверное, это опоры для электрических проводов, видишь, здесь трамвайная линия. Но я что-то не помню их. Это старый мост, я его видела, но столбов этих не помню, наверное, их уже не было. Да-а-а… А теперь уже и моста этого нет, его полностью разобрали в 1966. Потом поставили этот, более со временный, более широкий. Ты всегда любил почему-то на нём гулять…

На обратной стороне фотографии тем же почерком, что и записка, было написано: «Литейный мост. Март, 1937 год».

– Бабуля, а что если именно эта фотография стоила нашему деду жизни?.. – спросил Степан.

– Драгоценная фотография, – вздохнула бабушка и поцеловала её. – Будем хоть теперь молиться за него… Упокой, Господи, душу раба Твоего, без вины убитого Григория… Пусть земля ему будет пухом… – тихо добавила она. – Надо же, как бывает… Вот и дождался дедушка внука, который наконец не побоялся о нём заговорить…

Крестный ход над Невой

Воскресное утро сияло солнцем, будто накануне небо выплакало всю свою грусть. Степан аккуратно упаковал бесценную находку, чтобы показать её Петруше, и начал торопливо собираться. Ни один художник не пропустит такого солнечного, светящегося осеннего утра!

– Ты куда? – спросила бабушка, столкнувшись со Стёпой в тёмной прихожей.

– К Петруше! – радостно ответил он.

– Ну и от меня ему кланяйся, – сказала бабушка и не стала его больше задерживать, побрела на кухню готовить завтрак, скоро должны были проснуться и все остальные многочисленные и всегда голодные внуки.

К Литейному мосту Стёпа летел с невероятной для себя скоростью. Он был счастлив, его распирало желание поделиться этим своим счастьем и удивительной находкой со своим единственным другом.

Петрушин мольберт и ящик находились на своём обычном месте. На полочке лежали, разложенные по порядку, кисти и краски, стояла банка с водой, но лист был ещё совершенно пуст.

Самого Петруши нигде не было видно. Стёпа сбежал вниз, к воде, но и там не нашёл своего друга. Не в силах просто стоять и ждать, мальчик побежал на мост, надеясь встретить Петрушу там, но, добежав до середины, понял, что и на мосту его не было.

Прислонившись к холодной ограде, Стёпа остановился, чтобы перевести дух, отдышаться и успокоить дрожащее сердце. И тут он увидел, как над «Крестами» поднимаются огромные, золотые, сверкающие на солнце хоругви, которые несли люди в светящихся стихарях, за ними шли мужчины и женщины и громко, радостно пели: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав!» Потом шли священники в красно-золотых облачениях. Их было очень много. Крестный ход плыл прямо над Невой. Мимо Стёпы пронесли хоругви, а над «Крестами» поднимались и поднимались ряды священников, монахов и монахинь в летящих, воздушных мантиях. Они проходили рядом с мальчиком и тоже пели: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав!»

С замиранием сердца следил Степан за этим торжественным, сияющим шествием. Некоторых священников он узнавал, потому что уже видел их прежде на рисунках Петруши: вот мимо него прошёл отец Стефан, а рядом с ним – отец Карп, игумен Арсений, отец Иоанн, отец Василий, отец Николай…