Поэтому и в 1939 году, когда Гитлер развязал военные действия, и в 1941, когда Соединенные Штаты присоединились к антигитлеровскому блоку, у Вито Корлеоне дела шли в полном порядке, а сотрудники заранее готовились к золотой страде, неизбежно наступавшей для работающих на войну промышленных предприятий и для воротил «черного рынка». Введение продовольственных карточек, талонов на бензин и сокращение правительственных перевозок предоставляло неограниченный простор для маневра. Семья Корлеоне получала прибыль буквально из всего. Она обирала приезжих, потому что владела транспортными средствами, распоряжалась продажей карточек на «черном рынке», содействовала получению государственных заказов для подопечных предприятий, выискивала дополнительные ресурсы, а потом еще и сбывала товар за тройную цену.
Вито Корлеоне был уже настолько силен, что имел возможность уберечь своих подданных от всеобщей воинской повинности, освобождая тем самым молодых людей от гибели за чужие интересы. Содержались доктора, которые охотно советовали, каких таблеток следует наглотаться перед медицинским осмотром. В некоторых случаях дон пристраивал своих ребят на должности, не подлежащие мобилизации. Так что у дона имелись все основания гордиться достигнутыми успехами. Для тех, кто присягнул ему на верность, его держава становилась надежным оплотом, чем не могли похвалиться государственные органы, обрекающие миллионы людей на неминуемую гибель или нищету.
Правда, к сладости удач для дона примешивалась горечь, чему виной был Майкл, его младшенький. Сын наотрез отказался от помощи отца и добровольно ушел на фронт, чтобы сражаться под знаменами своей страны. К величайшему удивлению дона, еще несколько итальянских парней последовали примеру Майкла. Один из них, пытаясь обосновать причину столь странного поступка, высказался в том духе, что хочет отблагодарить страну, которая была так добра к нему. Вито Корлеоне, услышав об этом от доверенного, сказал только в сердцах: «Это не страна, это я был добр к нему». Наверное, добровольцам их патриотический шаг обошелся бы не дешево, но поступок младшего сына заставил дона и на других смотреть сквозь пальцы. Что поделаешь, если они не способны понять, в чем заключается их долг и перед кем.
Конец второй мировой войны означал очередные перемены для маленького мирка Корлеоне. Дон заранее предвидел это и считал, что организация должна стать гибче, незаметней, аккуратней протягивая свои длинные щупальцы в другой, большой мир. Ничего невозможного в новых формах работы не было, и дон рассчитывал, что перемены произойдут безболезненно и они смогут не упустить выгоды.
У него имелись основания полагать, что законы внешнего мира не более нравственны, чем продиктованные преступным образом жизни. Любое соприкосновение с внешней средой только в очередной раз подтверждало это.
Как-то еще давно к дону обратился за помощью Назорини, в ту пору работающий помощником булочника и собиравшийся обзавестись семьей. Он с невестой добропорядочно скопил деньги, чтобы обставить дом перед свадьбой. Уплатив огромную сумму в триста долларов торговцу мебелью и выбрав все необходимое для будущей квартиры: ореховую спальню с двумя кроватями, тумбочками и ночниками и столовый гарнитур с мягкой мебелью, обитой золотым шитьем, — Назорини и его невеста целую неделю ходили счастливые, предвкушая, каким будет их семейное гнездышко, и вспоминая, как выбирали мебель прямо на складе, прежде чем отдали свои заветные триста долларов. Но неделя прошла, никто не спешил доставлять молодым купленную мебель, и, наведя справки, Назорини к своему ужасу узнал, что буквально на днях мебельный торговец обанкротился. Огромные складские помещения, где они с будущей женой прогуливались, выбирая свои гарнитуры, теперь были опечатаны, а содержимое предназначено для кредиторов. Сам же торговец скрылся с глаз, предоставив обманутым людям извергать проклятия вдали от его ушей.
Назорини, как и другие пострадавшие, устремился к адвокату, но оказалось, что по закону надо ждать, пока дело рассмотрят в суде и удовлетворят уже имеющиеся иски. Процедура займет не менее трех лет и в лучшем случае Назорини уплатят примерно десять процентов от его трехсот долларов. Да и то необязательно.
Вито Корлеоне выслушал рассказ Назорини с сомнением. Выходило, что закон просто поощрял подобный грабеж, Сам мебельный торговец продолжал жить в собственном доме в собственном имении в Лонг-Айленде, продолжал разъезжать в шикарном автомобиле, а его дети по-прежнему посещали дорогой колледж. Как же он смеет отнимать триста долларов у бедняка Назорини? В любом случае мебель, за которую уплачено, он должен был отдать владельцу.