Крестный отец

— Я готов пойти на мир, — продолжал дон Корлеоне. — Татаглия потерял сына, я потерял сына. Мы равны. Что будет с миром, если люди постоянно идут против разума? Это проклятие Сицилии, где люди все свое время уделяют мести и не оставляют его на добывание хлеба. Это глупо. Поэтому я предлагаю: пусть все будет так, как было прежде. Я не предпринял ничего, чтобы отомстить убийцам моего сына. Если будет мир, я этого не сделаю. Есть у меня еще один сын, который не может вернуться домой, и я должен все уладить так, чтобы по его возвращении не возникло опасности со стороны властей. После этого мы сможем поговорить об остальных интересующих нас делах и оказать себе тем самым большую услугу. — Корлеоне сделал рукой широкий жест. — Это все, чего я хочу.

Это был прежний дон Корлеоне. Рассудительный. Уступчивый. Вежливый. Все присутствующие поняли, что, несмотря на все несчастья, обрушившиеся на семейство, с доном Корлеоне следует считаться. Обратили внимание на поставленное им условие мира. Обратили внимание на его просьбу вернуться к прежнему статус-кво — это значит, что несмотря на все неудачи в прошедшем году, он сражения не проиграет. Ответил дону Корлеоне не Татаглия, а Эмилио Барзини. Он говорил резко и к делу, но слова его не звучали грубо или оскорбительно.

— Все это верно, — сказал Барзини. — Но следует кое-что добавить. Дон Корлеоне слишком скромен. Без помощи дона Корлеоне Солоццо и Татаглия не могли приступить к своему новому делу. Его отказ нанес по ним прямой удар. Это, разумеется, не его вина. Но факт остается фактом: судьи и политики считаются с мнением дона Корлеоне. Когда речь пойдет о наркотиках, они прислушаются только к его голосу. Солоццо не мог начать действовать без определенных гарантий, что с его людьми будут обращаться по возможности мягко. Всем нам это прекрасно известно. Не будь этого, мы до сегодняшнего дня ходили бы в лохмотьях. Теперь, когда судьи и обвинители применяют в делах, имеющих отношение к наркотикам, максимальные наказания, даже сицилиец, приговоренный к двадцати годам тюрьмы, может нарушить закон омерты и выплеснуть все, что у него в голове. Этого допускать нельзя. В руках у дона Корлеоне нити ко всем винтикам аппарата. Его отказ нельзя рассматривать, как дружелюбный акт. Он отнимает хлеб у наших семейств. Времена изменились, и каждый из нас не может идти по своему, облюбованному им пути. Если в руках у дона Корлеоне все судьи Нью-Йорка, он обязан позволить и нам извлечь из этого выгоду. Он, разумеется, может поднести нам за эту услугу счет, ведь мы не коммунисты, в конце концов. Но он обязан позволить нам напиться из колодца. Ведь все так просто.

Когда Барзини кончил, воцарилось молчание. Самым главным в словах Барзини было скрытое заявление, что в случае недостижения мира, он присоединится к семейству Татаглия в борьбе против Корлеоне. И его слова произвели впечатление. Их жизни и богатства неразрывно связаны с оказываемыми друг другу услугами, и отказ в услуге можно рассматривать, как агрессивный акт. Ведь просить очень нелегко и нельзя отказывать с такой легкостью.

Наконец, с ответным словом выступил дон Корлеоне.

— Друг мой, — сказал он, — я сделал это не со злым умыслом. Все вы меня хорошо знаете. Когда я отказывал кому-то в одолжении? Это просто не в моем характере. Но на этот раз я вынужден был отказать. Почему? Я считаю, что наркотики в ближайшие годы погубят нас самих. Торговля наркотиками встречает в этой стране слишком упорное сопротивление. Это не виски, не игры и даже не женщины, которых большинство страстно желает, и которые находятся под запретом церкви и правительства. Но наркотики представляют опасность для потребителя. Они могут поставить под угрозу все остальные дела. Знаете, мне приятна вера в мою силу и влияние на судей и государственных чиновников. Дай мне бог такую силу. Я и в самом деле обладаю определенным влиянием, но большинство людей, склонных сегодня прислушиваться к моему совету, потеряют ко мне интерес, когда в наши отношения вмешаются наркотики. Они боятся наркотиков, как огня, и в этом вопросе их принципы необычайно устойчивы. Даже полицейские, помогающие нам в играх и остальных делах, откажутся помогать, когда речь зайдет о наркотиках. Значит, попросить меня об услуге в этом деле — это то же, что попросить нанести удар по самому себе. Но если все вы считаете это правильным, я готов пойти вам навстречу, при условии разумеется, что мы уладим и все остальные дела.

После речи дона Корлеоне напряжение в зале заметно спало, люди полушепотом переговаривались через стол. Он уступил в важнейшем вопросе. Он обеспечит защиту организованной торговле наркотиками. Он, по сути, согласился с первичными предложениями Солоцццо, при условии, что собрание одобрит их. Он, разумеется, никогда не примет участия в практической стороне дела и даже не вложит в предприятие ни цента. Он воспользуется только своим влиянием в судебных органах. Но и это было огромной уступкой.

С ответной речью выступил дон Лос-Анжелеса, Франк Фальконе.