Крестный путь Петра Столыпина

В этот же день через несколько времени после доклада Есаулова генерал Курлов позвонил по телефону П. А. Столыпину и рассказал ему то же самое, что уже было сообщено Кулябкой Есаулову (явно из-за того, что уже узнал о докладе Кулябко. – Авт.)».

Как видим, даже не зная подробностей, Столыпин увидел надуманность всего дела. Аналогичное мнение он высказал и министру финансов, который впоследствии вспоминал следующее: «На мой вопрос, почему он предпочитает закрытый экипаж открытому в такую чудную погоду, он сказал мне, что его пугают каким-то готовящимся покушением на него, чему он не верит, но должен подчиниться этому требованию.

Меня удивило, что он приглашает меня в свой экипаж как бы для того, чтобы разделить его участь. Я не казал ему об этом ни слова, тем более что был уверен: у него и мысли не было о какой-либо опасности».

Столыпин, вероятно, был уверен, что его запугивают несуществующей опасностью террористического акта, чтобы показать активную работу охранного отделения, и поэтому не отнёсся к тревожной информации всерьёз. Впрочем, если бы он даже и поверил – в дальнейших событиях это ничего бы не изменило. Единственным шансом сохранить жизнь являлся полный отказ от участия в торжественных мероприятиях, что Столыпин заведомо посчитал бы для себя унизительным.

Вторая встреча с Богровым произошла у Кулябко утром. На этот раз не на квартире и не в охранном отделении, а в переполненной людьми гостинице в присутствии Веригина. О содержании состоявшейся беседы мы знаем со слов последнего: «Рано утром приехал в Европейскую гостиницу 1-го сентября подполковник Кулябко и, узнав, что генерала Курлова нет ещё дома, т. к. он поехал сопровождать Его Величество, рассказал, что прошедшей ночью он получил записку от того лица, с которым мы у него виделись после обеда, и что этот господин сообщает ему, что накануне приехал и остановился у него тот неизвестный, что приезжал в Кременчуг, и что готовится покушение на председателя Совета министров статс-секретаря П. А. Столыпина и министра народного просвещения Кассо, и что лицо, приехавшее 1-го сентября, между 12 час. дня и часом, будет видеться с некоей Ниной Александровной, после чего будет всё решено, а лицо же, сообщившее это ему запиской, после окончания свидания приехавшего с Ниной Александровной придёт в Европейскую гостиницу в № 10, где живёт полк Спиридович. После этого мы направились пить кофе в столовую, минут 30, а может быть, и более, спустя пришёл лакей и сказал г-ну Кулябко, что пришёл г-н Анненский (Веригин, как ранее и фон Коттен, слегка искажает агентурный псевдоним Богрова. – Авт.) и прошёл наверх; подп. Кулябко встал и ушёл, а я остался внизу допивать кофе; окончив, я поднялся наверх в № 14, где у меня помещается кабинет, войдя в него, я увидел подп. Кулябко и Анненского, сидящих на диване; когда я к ним подошёл, то подп. Кулябко сказал мне, что свидание приехавшего с «Ниной Александровной» не состоится днем; на вопрос мой почему, Анненский сказал, что оно отложено до 8 час. веч. и что решено встретиться на горке Бибиковского бульвара. Из дальнейшего разговора выяснилось, что Анненский уверил, что у «Нины Александровны» есть бомба, так как приехавший сказал, что у неё «багаж» и что нет сомнения, что будет произведен террористический акт. Во время разговора пришёл курьер и доложил, что ген. Курлов возвратился, поэтому я пошёл доложить, что его желает видеть начальник охранного отделения по очень спешному делу. Подполковник Кулябко был немедленно приглашён к товарищу министра, где сделал доклад».

Через несколько часов после свидания в «Европейской» благодаря содействию Кулябко у Богрова опять была полная возможность совершить «центральный» террористический акт. На городском ипподроме в присутствии царя и председателя Совета министров проходил смотр потешных (парад учащихся киевских гимназий), и билет туда был им опять получен от Кулябко.

Кстати, перед началом смотра со Столыпиным произошёл инцидент, который, скорее всего, окончательно ему испортил и без того не блестящее настроение. Одна из присутствующих дам, здороваясь с премьером и смотря на прикрепленный у него на сюртуке крест Саратовского управления Красного Креста за труды во время русско-японской войны, спросила: «Пётр Аркадьевич, что это за крест у вас на груди, точно могильный?»