Крестоносец

И Макс вдруг закручинился, поник головою, — и тоже, по такому же поводу, как вот, Ратников. Когда вот уже ясно было, что не сегодня-завтра домой, тогда и полезли в голову разные не очень-то веселые мысли, раньше-то просто некогда было грустить, не до того.

— Мама… Вот почти год уже, как… господи!!! — подросток вздохнул и, наверное, всхлипнул бы, если бы не сидевшая рядом Лерка.

А та вдруг ухмыльнулась и сплюнула:

— А вот меня там некому ждать! И дома у меня никакого не было… Сегодня у тетки, завтра — где придется… как бы так! Слава Богу, один человек в целом мире нашелся… которому я нужна!

И этот человек, которого — одного-единственного! — и имела в виду сейчас юная дама Элеонора, вот как раз и появился!

Въехал на коне ворота, спешился, бросив поводья привратнику-слуге. Действительно, обаятельный парень… Миша прищурился… на Джонни Деппа чем-то похож… этак, слегонца.

Поклонившись Ратникову, сир Анри де Сен-Клер дружелюбно кивнул Максу и, взбежав на крыльцо, упал на одно колено:

— О, возлюбленная моя дама! Позор мне, позор — словно сиволапый мужик, оставил тебя скучать!

— Да я, в общем-то, и не скучала, милый!

Разговор шел на старонормандском… но о смысле его можно было легко догадаться и без перевода.

Влюбленные обнялись и тут же принялись целоваться с таким пылом, с такой недюжинной страстью, что бедолага Максик поспешно отвернулся и снова покраснел, хотя, уж казалось бы, куда больше? Нет, все ж таки он, несомненно, был немножко влюблен в Лерку… а может быть, даже и не немножко… и вот теперь от всей души завидовал графу Анри де Сен-Клеру. Еще б не завидовать, м-да-а-а…

— Сир! — оторвавшись наконец от чувственных губ возлюбленной, рыцарь поднялся на ноги и обратился к Ратникову. — Двое достойных всяческого уважения людей, которых я хорошо знаю и за которых готов поручиться собственной честью хотят встретиться с вами на Рижском дворе по весьма срочному и важному делу. — Граф вдруг улыбнулся. — И — очень приятному для вас, смею заверить!

— Дело? — нахмурился Михаил. — Что за дело? И что за люди?

— Завтра с утра они будут ждать вас на Рижском подворье. Один из них вас хорошо знает.

— Да кто же они?

— Я обещал никого не называть, — рыцарь развел руками. — Если хотите, мы с вами можем пойти туда вместе, сир.

— Благодарю вас, граф… Но, я полагаю, мы с моим оруженосцем вполне обойдемся и своими силами.

— Ну, как хотите, — пожав плечами, молодой граф снова повернулся к любимой. — Милая! В столь чудесный день будет хорошо прогуляться по лугу… по безлюдному лугу, с такой обворожительно мягкой травой, мягкими одуванчиками и сладким клевером.

— Так клевер вроде еще не распустился?

— И что с того? Твои уста, любимая, слаще всякого клевера!

С утра, в полном соответствии с переданной графом де Сен-Клером просьбой, Ратников, прихватив с собой Макса и Эгберта — для вящего антуража, негоже было знатному человеку шастать без экскорта, — и отправился на подворье рижских купцов.

Худого, с аскетичным лицом, священника — члена орденского капитула отца Гернольта — Михаил узнал сразу же, второй же — молодой рыжий монах — был незнаком. Оба сидели в корчме на подворье и пили пиво, сваренное бог весть по какому случаю.

Оставив своих спутников во дворе, Ратников подошел к столу и слегка поклонился:

— Это вы желали меня видеть, отец Гернольт?

— О, да.

Второй — рыжий — оказался переводчиком.

— Присаживайтесь к столу, герр… ммм… даже не знаю, как вас теперь и называть?

— Называйте — герр Михаил, — Ратников усмехнулся. — Не бойтесь здесь вот так, свободно.

— Ничуть, — священник развел руками. — Фюрст Александер разрешил построить в Плескау католический храм — я приехал именно по этому вопросу… ну и кое-что попутное. Рыцарь Иоганн фон Оффенбах шлет вам поклон и выкуп.

— Выкуп? — удивленно переспросил Миша. — Но ведь я ничего не требовал!

— Он знает, — тевтонец слегка улыбнулся. — Но считает, что должен. И просит не наносить бесчестье отказом.

Ратников только головой покачал — надо же: «не наносить бесчестье»!

Отец Гернольт, между тем, что-то негромко сказал рыжему, тот кивнул и, наклонившись, вытащил из-под стола небольшой мешочек и… меч в темно-голубых сафьяновых ножнах. Довольно длинный — где-то с метр, а то и чуть больше — с широким перекрестьем и золоченым навершием.

— Мастер Иоганн Зеен, Нюрнберг, — вытащив клинок, прочитал Михаил. — Доброе оружие!

— Владейте им, герр Микаэль! Это подарок от брата Иоганна… увы, он решил покинуть нас навсегда, отбыв в Палестину.

Встав, Ратников прицепил меч к поясу и поклонился:

— Что ж, спасибо славному рыцарю фон Оффенбаху! Ну — и вам, господа. За то, что доставили.

— Не забудьте мешок, — прищурившись, напомнил отец Гернольт. — В нем полсотни золотых монет, недавно чеканенных бранденбургским фюрстом Иоганном, тезкой и родственником нашего дорогого фон Оффенбаха. Желаете взглянуть?

— Ну, что вы!

Тем не менее монах уже развязал мешочек, захватив тускло блеснувшее золото горстью:

— Будете пересчитывать?

— Верю на слово!