Крестоносец (СИ)

В дверном проёме появился главный надзиратель, тут же надувший щёки и выпучивший глаза.

— Слушаю!

— Отведи-ка ты нашего гостя в камеру к Людоеду, он любит свежее мясо, — криво ухмыльнулся дознаватель. — Но предупреди, чтобы особо там не увлекался, наш юный друг нужен нам живым, ему ещё в петле болтаться или на костре гореть. А взамен приведи его дружка, мы с ним тоже желаем пообщаться.

К людоеду? Это к какому ещё людоеду? Но озвучит свой вопрос я не успел, так как меня довольно бесцеремонно вытолкнули из «допросной». Начальник команды надзирателей и ещё один стражник повели меня вниз. Оказалось, что людоед — не кто иной, как та рыжая горилла, назвавшая нас с Роландом курочками, и весьма напоминавшая своим видом убиенного мною когда-то Квазимодо.

— Вот тебе свежее мясо, Людоед, — сказал Баварец, заталкивая меня в камеру. — Можешь позабавиться, но не сильно, смотри не прибей, иначе тебя самого… того.

Сидевший до того на копне гнилой соломы амбал плотоядно оскалился на удивление крепкими и белыми зубами, впрочем, своими размерами и формой больше напоминавшими клыки, словно их специально подпиливали.

— А руки-то вы мне развяжете? — поинтересовался я у Баварца, когда тот запер дверь.

— А ты Людоеда попроси, он тебе поможет.

Вот же сука! Они двинулись дальше, и вскоре мимо моей новой камеры провели Роланда.

— Симон, ты почему здесь? — успел встревоженно спросить он, но в следующее мгновение толчок в спину придал ему ускорений.

Стихли шаги, захлопнулась дверь, ведущая из коридора к лестнице на первый этаж, и я повернулся лицом к всё так же сидевшему на копне соломы Людоеду.

— Ну что, курочка, вот ты и попалась. Так что ты там давеча кудахтала насчёт того, куда я должен засунуть свой клюв? Себе в задницу? А вот я сейчас в твою кое-что засуну, а потом откушу тебе ухо и буду его медленно и со смаком жевать. Иди сюда, моя цыпочка. Не хочешь? Тогда я сам подойду.

И он, поднявшись и раскинув в стороны свои грабли, начал неторопливо ко мне приближаться. Что мне было противопоставить этой сексуально озабоченной горилле, учитывая, что руки так и оставались связанным за спиной? Умением мгновенно освобождаться от пут подобно великим иллюзионистам типа Гудини я не обладал, так что приходилось рассчитывать лишь на две нижние конечности.

Благо что в своё время меня научили, как их можно с толком использовать в поединке. Нет, никаких «вертушек» или Йоко-гери. Вся эта показуха работает только в кино, в реальной жизни в бою против опытного бойца, будь ты хоть трижды Брюсом Ли, все твои ногомахи закончатся довольно быстро больничной койкой. И это в лучшем случае.

И пусть против меня вышел не профессиональный спортсмен, а просто громила, но рисковать я не хотел, даже невзирая на то, что это своё нынешнее тело прокачал в плане растяжки достаточно неплохо. А потому резким движением от души, как говорится, врезал каблуком сапога по голени.

Хорошо, что нас вчера не разули, эффект от босой пятки был бы не столь впечатляющим. А так я расслышал хруст ломающейся кости, после чего заросшая рыжим волосом обезьяна запрыгала на одной, здоровой ноге, а спустя пару секунд с воплем боли рухнула на выложенный каменными булыжниками пол.

— А-а-а-а…

Никогда не думал, что человек может так громко и долго орать на одной ноте. Там, наверное, не лёгкие, а кузнечные меха. Сейчас вся тюрьма переполошится. Вон уже из- соседних камер доносятся чьи-то возбуждённые голоса.

Не прошло и минуты, как загремели по коридору шаги надзирателей, во главе которых, хромая, вприпрыжку бежал Баварец. К тому моменту, как толпа надзирателей собралась у нашей двери, Людоед стонал уже чуть тише.

— Что здесь происходит?!

— Так он это… Ногу подвернул, — пождал я плечами как ни в чём ни бывало. — Шёл ко мне, наверное, помочь освободиться от верёвок, и вдруг подвернулась нога. Не иначе вон в ту ямку наступил.

В полу и впрямь имелась прореха, там не хватало одного булыжника. Кстати, чем не оружие? Недаром была революционная скульптура соответствующего содержания, называлась, кажется, «Булыжник — оружие пролетариата». Вернее, будет называться, до её создания ещё почти 800 лет. Так что со стороны тюремной администрации имел место быть недосмотр.

Для профилактики меня всё же огрели дубинкой по хребтине, после чего препроводили в прежнее узилище, к Гансу Лотару, заодно наконец освободив руки от пут.

— Что там за переполох? — спросил Лотар.

— Не знаю, вроде кому-то плохо стало.

Роланда привели где-то минут через двадцать-тридцать. Без следов побоев, но парень был возмущён сверх всякой меры.

— О, ты опять здесь!.. Представляешь, Симон, они требовали, чтобы я подтвердил, будто ты служишь Сатане! Какова наглость!

— Ну так и от меня они того же требовали.

— Надеюсь, ты не дал себя очернить?

— Отбивался как мог, но у меня такое чувство, будто они всё для себя решили, и часть отнятого у нас богатства они всё же вернут этому проходимцу Вагнеру, но немалую часть оставят и себе.

— Негодяи! Они сказали, что если ты не покаешься, то сожгут тебя на костре. Может, пугают?

— Может и пугают.