Крестоносец (СИ)

Всех возьмём да пережжём!

На учёте нашем каждый житель,

Ни о ком не можем мы забыть.

Ведь пока есть брат наш, инквизитор,

Колдунам придётся быть!…

Когда я допевал последние слова, расторможенные белым вином мозги немного встали на место, и в голове мелькнуло: «Ой дурак… Кому я это пою?! Сейчас схватят, и потащат в пыточную в замке, разбираться с еретиком! Стоило ради этого слезать с костра за колдовство?»

Но монахи сидели спокойно и только усмехались, наворачивая хозяйскую стряпню и запивая тем самым белым вином, будь оно неладно! И опьянения ни в одном глазу! Натренировались в своём монастыре, алкоголики! Как позже заметил брат Теодоз, от менестрелей и трубадуров, особенно из Аквитании и Лангедока, да от вагантов можно услышать и не такое.

Аббат Клерво, пока я пел, сидел с непроницаемым лицом. Но после окончания песни покачал головой, и неожиданно улыбнувшись, сказал:

— Всё же, Клермонский епископ Эмерик прав на твой счёт. Преосвященный Теобальд переслал мне копию письма, присланного епископом на запрос Примаса о Симоне де Лонэ. Отзывается он о тебе в общем неплохо, но и правду не скрывает. Ты действительно таков, как он пишет. Дерзкий и неисправимый насмешник! Хоть и не лишённый талантов.

— Что делать, Ваше Преподобие, — я постарался изобразить максимально покаянный вид, — таким уж меня сотворил Господь. Но я уважаю то, что достойно уважения. А смеяться над глупостью считаю делом богоугодным. Ведь сколько достойных людей от неё пострадало. И даже Христу пришлось претерпеть мучения и казнь из-за чужой глупости.

Монахи от моих слов удивлённо переглянулись, а Бернард, став серьёзным, предложил пояснить, что я имею в виду. М-да, на зыбкую почву я зашёл, но поворачивать назад поздно.

— Ваше Преподобие, — начал я, тщательно подбирая слова, — а что как не глупость, заставило жителей Иерусалима освободить разбойника Варраву вместо Христа, которого сам Пилат считал невиновным, и кричать: «Распни Его!»… Они просто не поняли того, что говорил им Христос, и предпочли слушать голос своей дурости. За что вскоре были наказаны легионами языческого Рима. Их город был разрушен, сами они, кто выжил, оказались в рабстве или в изгнании. Ибо Бог поругаем не бывает. А ведь попытайся они вдуматься в то, чему учил их Христос, и попробовать понять, то их город уцелел бы, и сами они бы спаслись. Вот почему я считаю, что надо смеяться над глупостью вроде той, что показал брат Енох. Что смешно, то не страшно.

— В твоих словах есть истина, рыцарь, — с серьёзным видом кивнул Бернард. — Глупость и впрямь достойна осмеяния. Но всё же будь с этим осторожен. Дураков на свете много, в том числе облечённых властью, и они никогда не верят в свою дурость.

Мне осталось только склонить голову, в знак согласия с мудрыми словами аббата Клерво.

Во время пребывания Бернара в «Зелёном Рыцаре» заходили у нас разговоры и на другие темы.

Как-то слушал я разговор монахов, в котором упоминались индульгенции. Оказывается, они есть и в этом времени, хотя торговля отпущениями грехов и близко ещё не достигла того уровня, что будет во времена Лютера.

— Вижу, тебе это не нравится, сын мой, — заметил после ухода монахов Бернард, внимательно глядя на меня.

Вот ведь, не сдержался и выдал свои эмоции!

— Не буду скрывать, Ваше Преподобие, совсем не нравится, — не стал отрицать я. — Как может нравиться попытка дать взятку Господу и святым?

— Разве ты отрицаешь способность святых, стяжавших благодать Всевышнего, поделиться ею с теми, кто совершает добрые дела, а также возможность для Церкви испросить прощение для грешников, желающих раскаяться? — поинтересовался аббат.

Так-так, тут надо быть осторожным, этак недолго и до ереси договориться, а с этим сейчас строго. Но отвечать надо, промолчать ещё хуже.