Крестоносец в джинсах

— А с какой стати мне отвечать на клевету? Да, я не ношу рясу, не облачаюсь в белоснежные покровы, и вдобавок у меня нет времени молиться по многу раз в день. Но это еще не повод обвинять меня в ереси, а тем более в пособничестве дьяволу. Посмеете ли вы отрицать, что это я принес детям хлебы, когда алчные ротвайльцы отказались накормить путников? Может быть, вы скажете, что не я помог им обуть разбитые ноги в мягкую обувь из заячьих шкурок? Возьмете ли вы на себя смелость утверждать, что хоть один из этих детей, напуганных вами, обвинит меня в жестоком обращении с ними, в корыстолюбии и алчности? Ну, дети, кого из вас я обидел словом или делом?

— Истинно так, — раздались голоса. — Рудолф ван Амстелвеен заботится о нас, словно добрый господин.

Из толпы с трудом выбрался малыш, подбежал к Долфу и схватил его за руку.

— Рудолф настоящий герой! — звонко крикнул он.

Это был Тисс, тот самый Тисс, напуганный медведями-великанами и не побоявшийся противоречить монаху.

Симпатии ребят снова были на стороне Долфа, но Ансельм приберег про запас еще один коварный ход.

— Все так, это ты накормил детей, Рудолф ван Амстелвеен. Объясни же нам, каким образом удалось всего за одну ночь испечь восемьсот хлебов без помощи твоего господина, Сатаны. Ни одному человеку не под силу…

— Зато под силу пятерым, дон Ансельм. Булочник Гардульф, оба его подмастерья, Франк и ваш покорный слуга трудились всю ночь не покладая рук и обошлись без помощи сатаны, своими силами.

— Ах вот оно что — булочник Гардульф! Всему городу известно, что это нечестивец, одно имя чего стоит. Значит, хлебы пеклись у него, ты признал это, Рудолф ван Амстелвеен.

«Черт бы его побрал, вот цепляется!» — подумал Долф.

— Ваши обвинения вздорны, дон Ансельм. Будь Гардульф и взаправду нечестивцем, жители Ротвайля давным-давно прогнали бы его. Они ведь не так глупы.

Ход его мысли убеждал ребят. Они согласно кивали, напирая на стоявших впереди. Словесный поединок, к удовольствию зрителей, начинал походить на подлинный турнир. Дети с трепетом ждали очередной атаки Ансельма.

Вместо этого тишину прорезал визгливый голос Николаса:

— Нам не дойти до берега моря, пока Рудолф с нами.

Дело принимало опасный оборот, толпа угрожающе загудела.

— Господь отвернется от нас, ежели мы и дальше будем терпеть в своих рядах это дьявольское отродье! — распалялся Николас. — Господь послал нам в предостережение Багряную Смерть, он испытывал нас непогодой и многими бедствиями. Несчастья будут идти по пятам за святым воинством, пока он, Рудолф ван Амстелвеен, остается здесь, препятствуя нашему движению.

Кольцо ребят вокруг Долфа подозрительно сжималось.

Маленький Тисс испуганно крикнул:

— Не надо!

«Эх, только бы выиграть время, — в полном отчаянии думал Долф. — Если так пойдет и дальше, Николас доведет их до того, что они и перед судом Линча не остановятся…»

— Стойте!

Он помахал над головой скрещенными руками. Напряженный, повелительный взгляд сверлил толпу насквозь.

— Стойте! Мне предъявлены обвинения. Не отрицаю, дон Ансельм и Николас имеют право обвинять меня в ереси, но у них нет права обвинить меня без суда. Одних обвинений не достаточно, чтобы признать человека виновным, нужны еще доказательства, и потому я требую суда по закону, и пусть на него соберутся все до единого. Торжественно клянусь покориться приговору высокого суда, сколь бы суров для меня он ни был. Обещаю также, что не сделаю попытки скрыться, если сегодня вечером предстану перед законным судом. Я не боюсь его, ибо нечего страшиться невинному. Не имеющий греха да вручит себя воле Господней, а на мне нет греха. Я все сказал.

С этими словами он повернулся к Николасу спиной и шагнул навстречу толпе. Ребята расступились, давая ему дорогу. Не поднимая глаз, ни на кого не глядя, Долф направился в свой уголок и опустился на землю у костра.

— Стерегите его, — прорезал тишину голос Николаса, — будет ему сегодня суд.

«Прекрасно, — с облегчением подумал Долф, — по крайней мере, у меня в запасе несколько часов, чтобы подготовиться».

Зрители расходились. Человек двадцать с дубинками в руках окружили Долфа. Он делал вид, что не замечает их.

Долф старался не подавать виду, что приближение вечера страшит его. Насколько серьезно тут у них обвинение в ереси? Можно ли рассчитывать на помощь друзей, наконец, просто на чувство благодарности со стороны остальных ребят? Он не исключал и того, что они отступятся от него и приговорят к сожжению на костре.

Бедняга Долф! Имей он хоть малейшее представление о людях того далекого времени, ему не пришлось бы гадать, на что можно положиться. Конечно же, на преданность товарищей, которые не спасуют перед смертельной угрозой, не отступят перед суевериями и страхом. По своей сути Долф продолжал оставаться человеком двадцатого столетия, хорошо понимавшим, что такое измена и предательство. Что значило для современников Долфа данное ими честное слово? Долф знал, с какой легкостью нарушаются самые торжественные обещания и как редко встречаются в жизни настоящие дружба и верность.