Крестоносец. За Гроб Господень

Элеонора и Имогена спрятались за повозку. Послышалось громкое жужжание, будто на них устремилась туча злобных шершней. Отполированные камни ударили в повозку, и с обеих сторон послышались душераздирающие вопли. Гуго поднялся, прикрывая голову щитом.

— Лучники! — завопил он. — Приготовиться — пли!

Ответом на свист камней стало пение стрел и щелканье фиксаторов, сопровождаемое звуком, похожим на неистовое хлопанье крыльев гигантской птицы. Элеонора украдкой выглянула из-за края повозки и увидела людей, мечущихся в клубах пыли. Услышав, как Имогена щелкнула фиксатором своего арбалета, она плавно натянула тетиву лука — и обе стрелы одновременно растаяли в пыльной мгле. Воздух полнился воинственными криками. Элеонора обернулась и взглянула на франкскую линию обороны — с нее уже оттащили несколько изуродованных окровавленных трупов. Стоя над ними на повозке, Гуго громогласно скомандовал перезарядиться и изготовиться к стрельбе. Липкими от пота руками Элеонора выполнила команду, а позади тихонько чертыхалась Имогена. Стрельба как из лука, так и из арбалета оказалась тяжелой физической работой. Неужели они погибнут? Они прицелились и снова выстрелили, направив свои стрелы на движущийся ряд фигур, мечущихся и танцующих в пыли, словно демоны из ада. Да и шум вокруг стоял адский. В сознании Элеоноры искрой промелькнуло воспоминание детства: вот отец в развевающейся накидке въезжает на коне во двор, вот мать спешит ему навстречу… Но Гуго, стоя над ней на повозке, быстро вывел ее из приятного забытья.

— Топорники!

И снова греческая стена из щитов раздвинулась. К ним бросилась толпа вопящих людей. Это были длинноволосые и бородатые наемники. В одной руке каждый держал щит, а в другой — двусторонний топор. Некоторые из них сразу же упали в пыль, сраженные стрелами в лицо или грудь. Другие же добежали до повозок и вскочили на них, но были встречены ударами мечей, булав и копий. Один из них прорвался сквозь промежуток между повозками. Элеонора проткнула его копьем, а Имогена, истерически взвизгнув, размозжила ему дубинкой голову, превратив ее в кровавое месиво. Стоя на повозке, Гуго и другие облаченные в доспехи рыцари давали отпор нападавшим, а тех из них, которые проскакивали между повозками, встречали пехотинцы. Это был кошмарный хаос звенящей стали, брызжущей крови, перекошенных злобой лиц и леденящих кровь смертельных ударов металла и дерева о человеческую плоть. Короткая передышка — и новая свирепая атака. Элеоноре показалось, что у нее начался горячечный бред. По обе стороны от нее лежали мертвые тела, потом она услышала рев, атака начала ослабевать, и топорники отступили. Гуго, весь забрызганный кровью, слез с повозки. В его кольчуге застряли кусочки человеческой плоти, а на лице тоже виднелась засохшая кровь. Элеонора отвернулась, и ее вырвало; через несколько секунд она почувствовала, как рука Имогены легла ей на плечо.

— Элеонора? — Гуго нагнулся и взял ее за руки. — Готфрид с другими рыцарями атаковал греков с флангов. Они отступают.

Элеонора беззвучно кивнула. Ей было все равно. Она присела возле колеса, и ей показалось, что она спустилась в ад. Вокруг нее громко кричали дети, истерически рыдали женщины, а среди раненых ходили пешие воины. Врагам они устраивали быструю расправу, перерезая горло, чтобы те не мучились, точно так же поступали и с франками, чьи раны были смертельными. То тут, то там проносились небольшие пылевые смерчи. Вдоль ряда воинов, изнывающих от жары, ходили водоносы с ведрами и черпаками. Придя в себя, члены «Отряда нищих» оттаскивали от повозок погибших — как своих, так и чужих. Прискакали галопом виконт Беарнский и его командиры. Элеонора прислонилась к повозке, а Имогена сунула ей в руки ковш с водой. Она отхлебнула и окинула взором поле битвы. Большинство убитых скорчились в неестественных позах, но некоторые лежали так спокойно, положив голову на руки, что казалось, будто они уснули. Летняя жара лишь усиливала агонию раненых. Их крики отогнали стервятников, но не смогли отогнать мух, которые черными тучами кружились над страшными ранами. Где-то безудержно рыдал ребенок. Ему вторил женский плач. Кто-то звал лекаря, кто-то — священника. Рагомер, один из «Бедных братьев», был ранен топором в плечо и плакал от боли. Доктор пытался перевязать его ужасную рубленую рану. Элеонора отвернулась. Гуго разговаривал с виконтом. Она поднялась и пошла к ним. Виконт одобрительно кивнул головой, не возражая против ее присутствия.

Гуго крикнул, приглашая к себе Теодора, Бельтрана и Альберика.

— Мы будем пытаться заключить мир, — сообщил он им, переводя дыхание. — Это безумие. Нужно узнать, почему греки напали на нас с такой неистовой жестокостью.