когда тот поведал о явлении апостола Андрея и его вещем пророчестве. «Как можем мы верить этому?» — такие разговоры можно было услышать среди рыцарей, настроенных вполне благочестиво. Когда же реликвия нашлась — и как раз в указанном апостолом Андреем месте, — это нисколько не рассеяло сомнений в подлинности случившегося чуда, сомнений, с самого начала закравшихся в душу некоторых крестоносцев. Скептическая точка зрения обрела приверженцев даже среди духовенства, в том числе высших церковных сановников, сопровождавших крестоносное войско. В чудо решительно отказался поверить епископ Адемар Монтейльский, фактически исполнявший обязанности папского легата при крестоносной рати, а ведь он стоял близко к графу Сен-Жиллю! Епископ, как о том с раздражением пишет автор «Истории франков, которые взяли Иерусалим», не усмотрел в рассказе Пьера Бартелеми «ничего, кроме одних слов». Не в- силах сдержать свое негодование, Раймунд Ажильский, как историк, карает достопочтенного епископа, отправляя его душу… в ад. Оказывается, позднее, после своей кончины (1 августа 1098 г.), епископ сам поведал о своей горькой посмертной участи, постигшей его за неверие в святое копье, не кому иному, как тому же Пьеру Бартелеми, явившись ему в сновидении в храме апостола Петра, где был похоронен. Адемар признался мужичку, что попал в ад, где его жестоко мучили: «Моя голова и мое лицо были сожжены, как ты можешь видеть». Такова, по Раймунду Ажильскому, пишущему свой исторический труд в назидание современникам и потомкам, посмертная судьба, уготованная тем, кто сомневается в достоверности истории со святым копьем!
Однако епископ Адемар де Пюи не был единственным скептиком. Другое духовное лицо, Фульхерий Шартрский, кстати сказать утверждающий, что Адемар де Пюи считал копье, найденное в храме, подделкой, тоже, вероятно, принадлежал к числу усомнившихся в его подлинности: во всяком случае, этот историк-священник более чем скупо и без всякого энтузиазма говорит в своей «Иерусалимской истории» о чудесной находке. Стоявший на противоположной точке зрения позднейший повествователь аббат Гвиберт Ножанский с возмущением отмечал, что, по мнению Фульхерия, Пьер Бартелеми «был повинен в подделке копья». Правда, такого текста в «Иерусалимской истории» нет, но скепсис автора в ней все же чувствуется (недаром и сам Гвиберт Ножанский формулирует точку зрения Фульхерия весьма осторожно: «как говорят про него…»).
Вскоре после смерти епископа Адемара де Пюи скептиков возглавил капеллан герцога Роберта Нормандского — епископ Арнульф. Все попытки тех, кто поверил в чудо (или сделал вид, что поверил), заставить Арнульфа расстаться со своими сомнениями закончились безрезультатно.
Таким образом, реакция общественного мнения крестоносцев на историю со святым копьем оказалась неоднозначной: самые легковерные — а их было большинство — безоговорочно приняли ее за истинное чудо господне, иные же, наиболее здравомыслящие, заподозрили хитроумную проделку. «Одни восхваляли, другие осуждали, так что никто не оставался безучастным», — писал о толках по поводу чудесного происшествия, разбередившего все воинство, норманнский историк-поэт Рауль Каэнский в своих «Деяниях Танкреда».
Число скептиков в дальнейшем возросло, в особенности потому, что небожители, вновь и вновь «навещавшие» Пьера Бартелеми, неожиданно переменили фронт: в одном из видений апостол Андрей, ранее как бы обратившийся через этого бедняка к графу Сен-Жиллю, теперь якобы присоветовал крестоносцам отдать Антиохию Боэмунду. Видимо, последний сумел воспользоваться «даром ясновидения» крестьянина в собственных интересах.
Под напором крестоносцев, отвергавших богооткровенность пророчеств провансальца, организаторам чуда пришлось спустя некоторое время пойти на новую религиозную инсценировку, чтобы убедить маловеров. Поскольку Пьеру Бартелеми и в дальнейшем не прекращали являться апостолы и святые, сообщавшие вождям волю господню, бедолагу решено было подвергнуть так называемому божьему суду. В апреле 1099 г., когда рать христова пребывала под крепостью Архой, ему устроили, по средневековому обычаю, испытание огнем. В итоге виновник находки святого копья, ставший жертвой собственных галлюцинаций и религиозно-политических интриг соперничавших между собою предводителей крестоносцев, спустя 12 дней после божьего суда скончался от ожогов, полученных во время испытания.