В июне 1209 года армии крестоносцев сошлись в Лионе. Они откликнулись на призыв цистерцианских проповедников, обрабатывавших французские графства севернее реки Луары — традиционно плодоносную для движения крестоносцев почву — и регион, который географически, культурно, лингвистически и по темпераменту жителей был максимально далек от говорившего на окситанском, обласканного солнцем и расслабленного Лангедока. В ряды этого войска — первоначально насчитывавшего пять тысяч всадников и примерно в два раза больше всех остальных — вступили ветераны Третьего и Четвертого крестовых походов, а также такие владетельные бароны, как Одо, герцог Бургундии, и Генрих, граф Невера, которые, пусть друг друга на дух не переносили, считались на тот момент самыми могущественными аристократами Франции. Оба прибыли с благословения французского короля Филиппа II Августа, который с тех пор, как в 1191 году вернулся из провального Третьего крестового похода, посвящал все свои усилия укреплению власти французской короны в тех углах королевства, где она традиционно была слаба. В 1204 году Филипп изгнал английского короля Иоанна Плантагенета почти из всех его французских владений, вернув под власть короны Капетингов герцогства Нормандию и Бретань, графства Анжу, Мэн и Турень, а также большую часть Аквитании. Лангедок и графство Тулуза традиционно выступали в качестве еще одного бастиона сопротивления французскому монарху. Оказав молчаливую поддержку крестовому походу Иннокентия против графа Раймунда, Филипп верно рассчитал, что сможет таким образом привести к повиновению очередную неспокойную часть своего королевства.
Среди вассалов Филиппа, вступивших в ряды крестоносцев, выделялся Симон де Монфор, владелец небольшого имения недалеко от Парижа, в Ивелинском лесу[662]
. Это был тот самый Монфор, что принял крест на турнире Тибо Шампанского в Экри в 1199 году, в возмущении покинул Четвертый крестовый поход под Зарой и исполнил свой обет крестоносца, самостоятельно поехав в Сирию, чтобы сражаться с Айюбидами. Монфор был фанатически религиозным, энергичным, беспощадным и безусловно талантливым полководцем, способным вести за собой людей. Он в буквальном смысле вселял страх божий в своих врагов. Петр Сернейский, цистерцианский монах, хорошо знавший Монфора и сопровождавший его в Крестовых походах, так описывает внешность Симона: «…высокий, с пышной шапкой волос и красивыми чертами лица… широкоплечий, с сильными руками… подвижный и гибкий в руках и ногах, быстрый и проворный… выразительный в речах… безупречно целомудренный… всегда готовый взяться за дело, неутомимый в его исполнении и полностью преданный служению Господу»[663]. Менее восторженные наблюдатели могли бы добавить, что Монфор был упрям и несговорчив, неумолимый фанатик, беспримерно жестокий даже по меркам своей эпохи. К тому же он страдал от аристократического комплекса неполноценности: несмотря на его, как писал Петр Сернейский, «знатное происхождение», владения Монфора, доставшиеся ему в наследство от отца, были весьма скромны, а права на престижное английское графство Лестер, наследство матери, подтвердить оказалось невозможно в силу политических волнений в Англии и Франции в годы правления короля Иоанна{143}. В общем, религиозность Монфора перетекла в неуемную жажду титулов и земель, и он начал эту жажду утолять, пойдя крестовым походом на альбигойцев.24 июня Монфор и другие крестоносцы, в том числе папский легат Арно Амори, выступили из Лиона и отправились вниз по течению Роны в страну катаров, чтобы преподать жестокий урок Раймунду Тулузскому и еретикам, которых он покрывал. Смущало их лишь то, что, пока они шли, Раймунд примирился с папой римским. На церемонии в аббатстве Сен-Жиль граф покаялся в своих ошибках. Папский легат церемониально отхлестал графа по обнаженной спине, а потом Раймунда на глазах у всего народа провели по улицам перед гробом убитого Пьера де Кастельно. На некоторое время готовность графа терпеть унижения остановила занесенную было руку крестоносцев: вместо него они решили напасть на его двадцатичетырехлетнего племянника и соседа Раймунда-Роже Транкавеля, виконта Безье и Каркассона.
Надругательство крестоносцев над этими двумя городами, до которых они добрались к 22 июля, продемонстрировало, какую жестокую страсть воспламенил в душах Иннокентий. Граждане Безье отказались выдавать своих катаров, прослышав, что мужчин и женщин, подозреваемых в ереси, приближающееся войско сжигает без суда и следствия. После недолгой осады город взяли штурмом и началась беспорядочная резня: женщин, детей и священников, прятавшихся в городских церквях, вытаскивали из укрытий и убивали. Арно Амори писал Иннокентию, что в бойне погибло двадцать тысяч человек, абсолютное большинство из которых совершенно точно не были катарами. Легату позже приписывали печально известную фразу: «Убивайте всех, Господь узнает своих».