Крестоносцы поневоле

Горовой вздохнул. Эти увальни даже к караульной службе относились как к возможности поспать в тишине. За первые две ночи он дважды ловил прикорнувших на посту стражей. Когда он распекал их, выражения лиц стрелков, мало отличавшихся от окрестных коров по наличию в глазах хоть каких-то мыслей, не менялись – все та же покорная учтивость и скудоумие. Они говорили: «Си, синьор рыцарь», «Больше никогда». И тут же начинали пристраиваться к стеночке. Даже после того, как, не выдержав, казак отметелил одного из нерадивых охранников, стрелки не обременяли себя усилиями на вверенных постах. Приходилось повторять процедуру раз за разом, пока до последнего тугодума из вверенного гарнизона не дошло, что строгий благородный гость баронессы может выйти на проверку в любую минуту ночи. Только тогда караульные прекратили спать. Надолго ли?

Миланцы не спешили идти на приступ. Все внимание их было направлено на Ги. Очевидно, нынешний командир захватчиков решил, что после падения города защитников замка можно будет осаждать хоть год. То, что внутри замка воинов мало и стрелки в замке плохие, – миланцы уже поняли. Угрозу представляли только колдуны, но чернокнижники в чистом поле будут не столь опасны, как возле своих лабораторий. На всякий случай на расстоянии ста метров от ворот воины архиепископа возвели небольшой бастион, обнесли его земляным валом, вырыли ров и поставили частокол. Теперь из замка было невозможно сделать попытку пробиться к городу. Только под стрелами сидевших в бастионе лучников миланцев.

Зато у Горового появилось время. Еды здесь вдоволь, вода есть. Все за них. Целый день лучники под руководством Биньо тренируются во дворе: кто стреляет, кто мечом машет, кто копьем орудует. Иногда вниз спускается и сам, тогда уж он спуску новобранцам не дает. Сгоняет за день с каждого по десять потов, а ночью на пост по очереди. Из полутора десятков раненых после штурма в строй вернулись в течение двух дней девять. Двое умерли… Остальные под присмотром местного ученого Бернавозо и пары наиболее сведущих в этом деле бабок находились между жизнью и смертью. Так что теперь попавшие в караул старались, чтобы к ним не мог придраться ни строгий рыцарь, ни старик Биньо, который чувствовал день ото дня себя все моложе и все чаще покрикивал на молодых селянских увальней, не желавших разбираться, как правильно тянуть тетиву или ставить плечо при ударе копьем.

– Если так дальше пойдет, то через пару недель у нас будут вполне приличные рубаки, – пошутил подошедший Улугбек Карлович.

– Як з порохом справа? – спросил казак.

Ученый пожал плечами:

– Вы знаете, я – не химик, да и технология Кости не самая простая. И одна из самых вонючих. – Он улыбнулся. – Пока мы выпаривали селитру, сбежало два секрета миланцев, которые стояли с подветренной стороны. Думаю, господин подъесаул, что через день-два мы сможем поднять «Еву» с зарядом на десяток выстрелов в надвратную башенку. Только пускай подсохнет смесь чуть-чуть.

Казак кивнул головой:

– Пушка – цэ добро! С антилерией мы на голову их сильней будем. А то и на две. – Он вздохнул. – Нам бы ящэ десяточек кавалерии. Чтобы вывести потиху ночью, да в момент верный во фланг вдарить. То была бы справа знатная!

Улугбек потер покрасневшие от недосыпания глаза:

– Ну, чего нет, друг ты мой, то с неба не упадет.

Казак погладил бороду:

– А жаль, господин хороший. Жаль, что не спадне! – Он перевел взгляд во двор, где валтузили друг друга десяток увальней. – Пойду, что ль, салаг погоняю, а то все животы наели, а в цель только полова стрелу ложит.

– Погоди, Тимофей Михайлович, – остановил его археолог. – Ты на стенах города наших-то видел?

Казак почесал затылок:

– Да, кажись, навроде Захара один был. А Кости дык и не признал. – Он передал бинокль, который теперь носил всегда с собой, Сомохову. – Можа, ты заметишь, а то я все больше за миланцами поглядываю, кабы чего не задумали, сволочуги.

Улугбек Карлович согласно кивнул. Ну да, мол, почему нет.

Казак, еще раз вздохнув от вида толпившихся внизу новобранцев, пошел спускаться. Осада становилась просто нудной.

…Пригодько осторожно высунул из-за края стены ствол винтовки и прошелся взглядом по насыпи миланцев, все выше лезшей вверх. Хитрые, бестии. Поняли, что к чему. На глаза теперь ни одного рыцаря не попадается. Как двух отнесли к леску, так поняли, за кем колдуны охотятся. Что на простых ратников патронов жалко, им не объяснишь. Хорошо хоть, что самые лучшие воины, тяжелые дружинники архиепископской кавалерии и рыцари, к городу не суются. Только голозадые ополченцы, рассчитывавшие поживиться в захваченном городе, да наемники ковыряются посреди согнанных с окрестных деревень крестьян, все выше возводивших осадный бастион.