- Мистер Хаскелл, я впервые попробовал спиртное в девять лет и следующие девять лет редко бывал трезвым. Когда я обрел Господа и принял служение, я поверил, что Бог покончил с моей тягой к алкоголю, вырвал бутылку из моих рук. Но в последнее время я много думал. Думал и пил, - рассмеялся он, наливая немного виски в кофейную чашку. - Эта тяга так и не прошла. Я перестал пить. Я бросил. Я завязал. Но для проповедника все исходит от Бога. Все это, - он махнул рукой в сторону потолка, - дом, низкая арендная плата, мебель. Все это предоставлено Господом для... работы. Но знаете что? Я упорно трудился ради этого. Трудился. Я вложил всю свою жизнь в это, в этих детей. Его рука тряслась, когда он поднимал чашку, а когда он выпил виски, через все тело пробежала дрожь. Преподобный продолжил влажным горловым голосом, - Я говорил им, что все, чему они научились, все, чем они были, являлось неправильным, и они должны стать такими, какими хочет Он, какими хочу я. Я делал это ради Него, потому что думал, что Он этого желает. Но на прошлой неделе, мистер Хаскелл, я кое-что увидел. - Бейнбридж снова налил. - Что-то... адское. Я видел, как Мейс убил, вы слышите меня, убил моего нерожденного ребенка. - Еще одна порция, еще один глоток. - Я не знаю, кто такой Мейс и откуда он, но Бог, которому я поклонялся, Бог, которому, как мне казалось, я служил, никогда... никогда... не позволил бы этому случиться. Особенно с такой доброй и заботливой душой... такой простой... как Никки Астин. Но я видел это. - Он снова выпил. - Если Бог есть, то это не тот Бог, которому, как я думал, я служу. Если... вообще Бог есть. И это, мистер Хаскелл, означает, что вся моя жизнь прошла впустую. Это значит, что в восемнадцать лет я изменил свой образ мыслей, жизни, свою личность... я, я изменил себя... просто так, потому что какой-то другой невежественный, заблуждающийся Божий человек сказал мне сделать это. Потому что я увидел в этом человеке того, кто заботился обо мне, уважал меня так, как никогда не делали мои родители. Я никогда не мог угодить родителям. Что бы я ни делал. Но Мортимер Бигли избрал меня... если я стану таким, каким он хотел. И я стал. О, он мне нравился, он был милым человеком, и у меня было все, что требовалось, религиозный огонь и пыл. Но я сам желал этого. Потому что я очень сильно хотел быть кому-то нужным.
Джей Ар сидел напротив преподобного и внимательно слушал, но хмурился: боль в глазах и голосе Бейнбриджа делала это весьма трудным, но, похоже, священник пытался донести свою мысль, а не просто пьяно бредил.
- Я много думал об этом в последние дни, мистер Хаскелл, - еще одна чашка, - и понял, что поступаю с ними точно так же. С детьми. Меняю их. Потому что они недостаточно хороши для Бога, который все равно позволяет им страдать. И они разрешают мне это делать, потому что хотят... быть нужными. У них есть родители, которым все равно или которые ничего не замечают, которые слишком пьяны или слишком увлечены своими браками, разводами, романами, работой... слишком увлечены своей жизнью, чтобы быть родителями. У них есть дети, но они просто не... не...
Джей Ар прочистил горло и тихо произнес:
- Не платят флейтисту?
- Да, да, можно сказать и так. Так вот. Эти дети обращаются ко мне. Или, да поможет нам Бог, - еще один стакан, за которым последовал рваный кашель, от которого лицо преподобного покраснело, - к Мейсу. Или к наркотикам. Может быть, к сексу. Даже к самоубийству. К чему угодно, лишь бы заполнить пустоту или заглушить боль. Например, к этому. - Он пьяно хихикнул, подняв чашку, а затем допил ее.
- И вы ничего не собираетесь с этим делать? - спросил Джей Ар. - Просто будете сидеть здесь и пить? Вам страшно, да? Вы что, думаете, мне это нравится? Я до смерти напуган, я чувствую себя беспомощным. И я ставлю на кон свою гребаную работу. Я пытаюсь остановить то, чего не понимаю, и не имею ни малейшего представления, как мне это осуществить, а вы просто будете сидеть здесь на пару с "Джимом Бимом", и не делать ни черта, чтобы помочь?
Бейнбридж снова улыбнулся Джей Ар, но по его пухлым щекам катились слезы, а губы дрожали.
- Я не могу сейчас помочь даже самому себе, - прошептал он. - И не уверен, что хочу этого. Я оплакиваю смерть, мистер Хаскелл. Смерть моей веры. Моей веры. Всего, ради чего я работал. Так что... - Он встал с бутылкой в одной руке и чашкой в другой. - Если вы не возражаете, я хотел бы остаться один на один со своей печалью. - Преподобный начал выходить из кухни, разбрасывая ногами осколки стекла. - Я бы показал вам дверь, но не уверен, что смогу найти ее сам. - Он прошел в гостиную и упал на диван, едва не выронив бутылку.
Джей Ар решил сдаться: он понял, что Джеймс Бейнбридж ему не поможет. Накинув пальто и направляясь к двери, он услышал, как преподобный пробормотал:
- Удачи вам, мистер Хаскелл. - Затем, усмехнувшись, Бейнбридж добавил, - Я буду молиться за вас...