— Садитесь, Вересов, — проследив за тем, как Андрей уселся на скамейку у стола, продолжил: — Давайте вернемся к нашему вчерашнему разговору. Что вы можете сообщить следствию о произошедшем?
— Ничего. Я не трогал мальчика.
— Знакомая песня. А если подумать?
— Мне нечего добавить к тому, что я уже сказал.
— А ты знаешь, что делают с педофилами в тюрьме? — Золотарёв, сцепив перед собой руки в замок, подался корпусом вперед. — Рассказать?
Андрей нервно сглотнул.
— Вересов, я, конечно, не маг и волшебник, но кое-что могу для тебя сделать. Если ты добровольно во всем признаешься, то я похлопочу, чтобы тебя оставили в ИВС*. Иначе я отправлю тебя в СИЗО*, как только у меня на руках будет решение. Я понятно выражаюсь? — его узкие серые глаза колко смотрели сквозь изящные сглаженные прямоугольники линз.
— Я не трогал мальчика, — Андрей уперся взглядом в столешницу.
Следователь резко выдохнул и покачал головой, опираясь локтями о стол.
— Не завидую я тебе. ИВС — это еще не вся тюрьма. Здесь всем глубоко насрать, за что тебя повязали. В СИЗО другие порядки. Как только в хате узнают твою статью… — Золотарёв сделал скорбное лицо. — Скрыть, конечно, не получится. Но у тебя есть возможность оттянуть момент истины до решения суда. Будешь писать чистосердечное?
Он придвинул к Андрею листок с лежащей поверх авторучкой. Стоическое молчание подследственного раздражало.
— Ну что, Вересов?
— Я не буду ничего писать, — уверенность в собственной невиновности давала Андрею надежду на оправдание в суде.
— А не пиши, так даже лучше. В СИЗО ты до суда не доживешь. Тебя в камере сначала изнасилуют, а потом прибьют. Причем мучиться ты будешь долго. У наших сидельцев фантазия, знаешь, какая? Кружок «Очумелые ручки» нервно курит в сторонке. Последний раз спрашиваю, пишешь?
От сказанного по телу Андрея прокатился холод, ладони стали влажными. Но он продолжал стоять на своем, молча мотнув головой, не глядя на Золотарёва.
— Что ж, — следователь отодвинулся от стола и разочарованно посмотрел на Андрея. — Но запомни, Вересов, я все равно докопаюсь до истины, и тогда ты получишь по полной. Это я тебе обещаю! Посмотри и распишись в протоколе допроса.
Пробежавшись глазами по документу, Андрей поставил внизу свою подпись.
Золотарёв обратился к конвоиру:
— Я закончил. Можете увести!
Евгению Петровичу Золотарёву ужасно хотелось передать это дело как можно скорее в суд. Он всей своей сущностью ненавидел педофилов и за долгое время работы в органах никак не мог привыкнуть к этой категории преступлений, каждый раз содрогаясь от выясняемых подробностей. Дело Вересова не было исключением. Следователю до отвращения не хотелось копаться в том, что отталкивающего вида смазливый мужик вытворял с ребенком. Принуждал ли он мальчика? Как уговаривал? Какими частями тела касался? От всех этих разговоров хотелось напиться, но прежде дать в морду этой твари.
От того, что Золотарёв уже узнал, становилось не по себе. После смерти жены папаша-гей забрал сына, решив, что в состоянии дать ему нормальное воспитание. И что из этого получилось, Золотарёв видит собственными глазами. Разве можно таким давать детей? Евгений полез в карман пиджака. Достав ртом из пачки сигарету, несколько раз чиркнул зажигалкой и закурил. Он уже пять лет пытается бросить, но никак не может избавиться от никотиновой зависимости, слишком близко принимая к сердцу расследуемые преступления. Евгений понимал, что такие профессии, как хирург и следователь, требуют особой жесткости, если не сказать черствости. И хотя говорят, что с годами эти качества появляются сами собой, но чувствительность Золотарёва к чужому горю никак не проходила. В такие минуты ему хотелось сменить работу, но что он будет делать? Ведь кроме расследований тяжких и особо тяжких он ничего не умеет. Золотарёв глубоко затянулся, выдыхая дым через нос.
___
*ИВС – изолятор временного содержания,
*СИЗО – следственный изолятор.
*СМЭ – судебно-медицинская экспертиза.
Часть 10
Как только милиция покинула квартиру, Роман потащил сына по адресам, оставленным следователем. Время было позднее. В больницах их принимать отказывались. Раздосадованный, он ругался с дежурными, но все попусту.
Вжавшись в кресло автомобиля, Санька тихонько радовался неудачам отца. Страх, что его обман раскроется, крепко засел в голове.
— Пап, поехали домой. Давай завтра, а? — заканючил он, когда Роман в очередной раз, со злостью хлопнув дверью, повернул ключ в замке зажигания.
— Гады! – негодуя, сквозь зубы процедил отец. – Я знаю, ты очень устал. Тебе столько сегодня пришлось пережить, Санька…
Он в сердцах потрепал сына по всклокоченным вихрам.
Всю дорогу Роман помалкивал, обдумывая, как начать разговор, чтобы лишний раз не ранить. Несмотря на отвращение, которое он испытывал, ему хотелось выяснить, что все-таки Андрей делал с мальчиком и как долго это продолжалось.