Крестовые походы

— Я доведу тебя до некоего искомого места, но потом ты меня отпустишь. Теперь ты знаешь, кто должен был указать тебе путь. Это я. Надеюсь, ты больше не будешь спрашивать, зачем я вырвал тебя из рук грифонов? Ужасный отец Валезий дал мне денег и сказал: ты доведёшь латинянина по имени Ганелон до некоего искомого места, а потом он тебя отпустит. Он сказал именно так, Ганелон. Ужасный отец Валезий дал мне денег и предупредил, что, помогая тебе, я могу потерять корабль. Я его потерял, но мне жаль мою «Глорию». К кораблю привыкаешь, как к лошади.

Ганелон кивнул:

— Алипий — это твоё настоящее имя?

— Другого у меня нет.

— Если отец Валезий заранее заплатил тебе за всё, если ты знал, что на борт «Глории» поднимется именно тот человек, забота о котором возложена на тебя, то почему, Алипий, ты позволил своим грязным матросам обижать меня и даже запереть в клетку?

— Иначе они бы тебя убили.

— В клетке убить проще.

— Так только кажется, — возразил грек. — В клетке человека можно дразнить, в клетке человека можно всячески унижать, но никому в голову не придёт убить человека, который и без того уже сидит в деревянной клетке. Не знаю, почему это так, но это так.

— Ты любишь деньги, Алипий?

Грек не ответил.

Над городом вновь поднялось яркое пламя, а затем издали долетел приглушённый гул взрыва.

Алипий обречено топнул ногой.

Он даже взвыл негромко.

Он теперь видел, что город городов горит весь — от Влахернских ворот до ворот святой Варвары. Клубы дыма и пламени поднимались над Петрионом, застилали церковь Христа Вседержителя, густо укутывали холм Акрополя. В бледном ужасном свете Луны страшно взбухали, переплетаясь в воздухе, чёрные стены жирного дыма. Из глубин дыма прорывалось яркое пламя. Алые огоньки нежными змейками ползли по склону холмов. Наверное, там горел сухой вереск.

— Смотри, — указал пальцем грек. — Там, где пока не видно огня, в той тёмной части, там находится район Кира. На площади Амастриан стоит мой дом. Может, он ещё не разрушен.

Он тяжело вздохнул и вдруг заторопился, запричитал, даже потянул Ганелона за рукав:

— Идём. Я покажу тебе искомое место. Это некий нечистый дом, который я тебе покажу и сразу уйду, потому что мне надо уйти, а отец Валезий обещал, что ты отпустишь меня. Идём! К утру латиняне рассеются по всему городу, но, может, я успею спасти семью.

Он поднял голову и пробормотал:

— Похоже, Господь не собирается останавливать этот ужас..."

XV–XVI

"...птица феникс.

Она редко появляется на людях, может, раз в тысячу лет. Но если появляется, это знак свыше того, что где-то падёт великая твердыня.

Разве не феникс распростёр огненные крыла прямо над Константинополем?

Алипий бормотал по привычке.

Ганелон и Алипий осторожно шли по краю мостовой, прячась в тени, густо отбрасываемой многоэтажными глухими зданиями, в которых, несомненно, таилась жизнь.

Но именно таилась.

Люди боялись даже выглядывать в окна. Нигде не светился ни один огонёк.

Аркады, портики, колонны.

Иногда встречались каменные здания в девять этажей.

Они походили на горы.

Ганелон взирал на такие здания изумлённо.

Так же изумлённо он обошёл на какой-то тёмной площади каменный столп, под которым дурно пахло. Там наверху, торопливо объяснил Алипий, уже десять лет сидит святой человек. Он дал обет не сходить со столба, пока у неверных снова не будет отнят Иерусалим. Но, похоже, уже сегодня святого человека свергнут с его столпа.

Гордыня.

По каменной мостовой, громко звякая подковами, но не отдавая никаких команд, промчался отряд греческих всадников.

Ганелон и Алипий немедленно отступили в густую ночную тень.

Двухъярусный акведук.

Совсем как в Риме.

Ганелон невольно осмотрелся: не видно ли где волчицы, оберегающей, но как бы иногда и оплакивающей Рим? Неужели и здесь в пустыне гигантского выжженного города городов скоро будет стоять и выть одинокая волчица, задирая к небу острую морду?

Волчицу он не увидел.

Зато в тени ещё одного здания они наткнулись на зарубленного секирами человека. Он был огненно-рыжий, они хорошо увидели это в отсветах пожаров. Он, наверное, от кого-то убегал. Но Господь почему-то не дал ему убежать.

И увидел Ганелон грех.

И увидел Ганелон бесцельность ночного ужаса. И Луну, в которой не было необходимости. И пламя пожаров, которые некому было тушить.

И бегущих в ужасе людей, не знающих цели своего бега.

На какой-то площади они увидели асикрита, уже не имеющего даже своей разгромленной канцелярии, а потому накрепко прикрученного верёвками к столбу. Неизвестно, кто и за какой проступок привязал его к столбу. Несчастный призывно кричал, пытаясь обратить на себя внимание, но никто не останавливался, никто даже на мгновение не хотел задержаться, будто там, куда они бежали — к Харисийским воротам, к воротам святого Романа, к дворцу Пиги, к монастырю святой Марии, к Золотым воротам, к площади Тавра, в Филадельфию — этого асикрита никакое утешение ждать не могло.

Ганелон был изумлён.

Только что пустые улицы вдруг заполнились бегущей толпой.