Крестовые походы

Там действительно когда-то был проклятый монах Викентий, своими крошечными всегда воспалёнными мышиными глазками упорно впивающийся в тайные книги.

Розги учёного клирика, мешки с зерном и с мукой, мирный скрип мельничного колеса, торжествующий кабаний рёв барона Теодульфа, ужасный вопль тряпичника-катара из огня, вдруг непомерно возвысившегося — «Сын погибели!». Там, в нечестивом замке Процинта, дружинникам в пятнадцать лет выдавали оружие и вели воевать деревни соседей. Там святого епископа, невзирая на его сан и возраст, валяли в мёду и в пухе и, нагого, заставляли плясать, как медведя, перед тем, как бросить в ров с грязной водой...

Ганелон задохнулся.

Остановись, сказал он себе.

Остановись.

Господь милостив.

Его испытания не беспредельны.

Ведь там, в замке и в окрестностях замка, пели и смеялись, переругивались и обнимались не только грешники, не только еретики, там всё осияно было не только ледяным презрением восхитительной Амансульты — ещё там был брат Одо!

Рябое лицо.

На шее белый шрам от стилета.

Круглые, зелёные, близко поставленные к переносице глаза.

Брат Одо мог украсть гуся, но последнюю монетку отдавал нищим. Он спал в лесу, завернувшись в плащ, но укрывал тем плащом Ганелона, случись им заночевать в лесу вдвоём. Он всегда был ровен и добр, но блаженный Доминик знал, что нет среди его братии пса Господня более нетерпимого.

К врагам веры.

Брат Одо всегда служил святому Делу.

Святое Дело нуждается в тысячах глаз и ушей, очень верных глаз и ушей. Это должны быть очень чуткие, очень внимательные и неутомимые глаза и уши. И не было у блаженного отца Доминика глаз и ушей более чутких, внимательных и неутомимых, чем глаза и уши неистового брата Одо.

Пёс Господень.

Ганелон не хотел оставаться в этом мире один.

Разве тебе было легче, Господи? — взмолился он. Трижды подступал к тебе святой Пётр, спрашивая, любишь ли ты его? И трижды ты отвечал святому Петру, позаботься об овцах моих.

Брат Одо неутомимо заботился об овцах.

Брат Одо, прошептал Ганелон, я выполню все обеты.

Я буду денно и нощно молиться за грешников.

Своими нескончаемыми страданиями я вымолю прощение всем, вплоть до первых колен рода Торквата, родившегося когда-то на берегах Гаронны, а казнённого королём варваров Теодорихом за горным хребтом.

Амансульта.

Перивлепт.

Ганелон не хотел, он боялся думать об Амансульте.

В отчаянии на скаку Ганелон поднял голову и вдруг увидел в облаках деву Марию. Её развевающиеся одежды жадно рвали многочисленные ручонки каких-то некрасивых существ. Они жадно растаскивали, суетно радуясь добыче, жалкие вырванные клочки одежд, какие кто смог вырвать, и суетливо бежали в разные стороны.

Они, наверное, считали, что они теперь спасены.

Но было это — обман.

Но было это всего лишь густой тенью тёмного дыма, бесформенно клубящегося с одной стороны над горящим замком Процинта, а с другой — над горящим Барре.

Разве не то же самое когда-то видел он с виа Эгнасио, оборачиваясь в ночи на пылающий город городов Константинополь?

Ганелон вдохнул сухой воздух.

Дым.

Запах дыма.

Дым всегда был частью его жизни, дым всегда присутствовал в его жизни, всегда влиял на её вкус. И здесь, у стен горящего Барре, и в дьявольском подвале у Вороньей бойни, и на плоских берегах острова Лидо, и на площадях умирающего Константинополя.

О, Господи, избавь от огня адского!

Ганелон издали увидел всадников. Это были лёгкие конники мессира Симона де Монфора. Они отлавливали редких беглецов.

На наконечниках копий у каждого всадника весело развевались цветные ленты, посверкивали запылённые нагрудники. На обочинах неширокой дороги тут и там валялись трупы катаров.

Трупы угадывались и в помятых овсах.

Перед воротами города Ганелон оглянулся.

Когда-то сюда, в Барре, неспешно въезжал на муле святой человек Пётр Пустынник, прозванный Куку-Петр — Пётр в клобуке. На нём было заношенное монашеское платье, он раздавал нищим то, что ему дарили, и неистово взывал к благородным рыцарям, поднимая их на стезю подвига. Сам Господь попросил Петра Пустынника отправиться к иерусалимскому патриарху и, подробно разузнав у него о бедствиях Святой земли под игом нечестивых, вернуться на запад, чтобы возбудить сердца истинных христиан к новому святому паломничеству. Ступай и расскажи истинным христианам правду, сказал Господь святому человеку. Посмотри как сарацины притесняют христиан. Расскажи о том всем христианам.

Пётр Пустынник.

Одетый в шерстяные лохмотья, накинутые прямо на голое тело, он не ел хлеба и мяса, питаясь одной рыбой, был у него только мул. Многие люди выдёргивали шерсть из его мула, чтобы хранить её как реликвию.

Пётр Пустынник.

Перивлепт...

Ганелон не мог, не хотел думать об Амансульте.

Он гнал о ней мысли.

Амансульта мертва.

Амансульты нет.

Её давно убили в Константинополе. Как отступницу, как ведьму. Как еретичку, везде и всюду таскавшую за собой магов и колдунов.

Она ушла не раскаявшись.

Её душа в аду.

Ганелон не хотел думать об Амансульте.

Перивлепт...

Сердце Ганелона плакало.