Крестовые походы. Миф и реальность священной войны

Армия султана направилась к Алеппо; Мавдуд рассчитывал превратить столицу Северной Сирии в хорошо укрепленное место, плацдарм будущих завоеваний. Но армия, которую призывали жители Алеппо, представляла собой гораздо более серьезную опасность для политической стабильности Сирии, чем грабежи князя Антиохийского. С приближением Мавдуда Ридван и Танкред ловко заключили перемирие: не стоило вмешивать чужеземцев в то, что творилось в Сирии, поскольку Алеппо вполне мог пробудить аппетиты многочисленных месопотамских эмиров и полководцев султана. Ридван закрыл ворота прямо перед носом армии, спешившей ему на выручку: «Он взял с собой в цитадель заложников, выбранных из жителей города, чтобы пресечь всякую попытку открыть ворота, и поручил охрану укреплений солдатам и исмаилитам, состоящим у него на службе, приказав не допускать к нему жителей города. Горожане пробыли там три дня, не имея ни крошки еды. Участились кражи со стороны бедняков, и благородные горожане начали опасаться за свою жизнь. Поступок мелика восстановил против него население. Хула и проклятия были у всех на устах. Ридван, все более и более страшась, как бы народ не сдал город, не осмеливался выехать на коне. То он приказывал перерезать горло какому-то человеку за то, что тот свистел с крепостных стен, то сбросить за стену несчастного, который завладел туникой, чтобы отдать ее другому. Армия забирала и то, что оставили франки, когда грабили и разоряли окрестности Алеппо. Мародеры, высланные Ридваном, настигали и ловили тех, кто сильно удалялся от армии. Последняя в конце месяца Сафар 505 (сентябрь 1111 г.) направилась в Маарат ан-Нуман. Там она пробыла несколько дней и нашла провизию, которая была в таком изобилии, что армия не смогла взять ее с собой» (Кемаль ад-Дин).

Дабы заградить ей проход, франкские войска собрались вокруг Апамеи (Калат аль-Мудик), вот уже некоторое время находившейся во власти Танкреда. В следующем 1112 г. Мавдуд не пускался в столь большие походы, но снова предпринял попытку захватить Эдессу. Он внезапно подошел к городу в пасхальную неделю (т. е. слишком рано для начала сезона военных действий). Вступив в сговор с теми, кто находился внутри города, он с помощью армянских предателей занял башню, которая являлась ключевой в системе обороны города. Вот как повествует об этом армянин Матвей Эдесский: «Изменники явились к Мавдуду и сказали: „Пощади нас, и мы сегодня же передадим наш город в твои руки". Эти люди сильно страдали от голода и, пребывая в отчаянии, сами не ведали, что творили. Ночью они проводили Мавдуда и пятерых его воинов и сдали им многолюдный город Эдессу, сначала они передали им башню, возвышавшуюся над городом на востоке, а затем те захватили и две другие башни. Жослен атаковал их столь яростно и столь отважно, что вытеснил неверных за стены; в тот день Эдесса была освобождена от турков благодаря храбрости Жослена и воинов города. Князь (Балдуин дю Бург), разгневанный и раздраженный ложными доносами, пролил немало невинной крови жителей, приказав их убивать, сжигать или предавать жестоким мучениям».

Турецкая тактика приносила свои плоды, поскольку местные христиане уже начали вменять экономический кризис в вину своим франкским вождям. Так как последние, укрывшись в своих крепостях, были не в состоянии защитить землю — их собственную землю, — местные христиане рассматривали возможность возвращения к турецкой власти. Общая религия, объединявшая армян и франков, не выдерживала экономического упадка. Подобная ситуация жестоко ударила по тем, кто воспевал крестовый поход как «эпопею христианской общности в Леванте».

Армия султана также ощутила потребность опереться на какую-нибудь крепость: она стала лагерем вокруг Шейзара (Кесарии), поместив поклажу внутрь крепости. Тогда долина Оронта стала ареной целого ряда нападений и стычек. Противники, слишком далеко отошедшие от основных лагерей, не хотели начинать сражение. Понаблюдав друг за другом в течение 15 дней, они снялись с лагеря: Мавдуд вернулся в Северную Месопотамию, а франки — к себе. Во второй раз поход против крестоносцев окончился провалом.

Единственный вывод, который следует извлечь из этой кампании: для политической системы Сиро-Палестины прежде всего было важно поддержать территориальный «status quo». Турецкие, курдские или арабские эмиры, как и западные бароны, превыше всего опасались иностранного вмешательства, особенно со стороны византийцев. «Сирия — сирийцам» — таков был лозунг людей Леванта, всей душой ненавидящих друг друга. Поэтому, как только Мавдуд покинул их края, турецкие эмираты Алеппо и Дамаска вступили в тесный союз, нечто вроде федерации, стоявшей на защите мусульманской Сирии. Этот союз будет недолговечным, но, тем не менее, его много раз будут возобновлять.