Крестовые походы. Под сенью креста

В своей клермонской речи папа Урбан II, помимо всего прочего, назначил и дату выступления крестоносного воинства в поход — 15 августа 1096 года. Устанавливая такую довольно отдаленную дату, римский первосвященник учитывал все многочисленные трудности по организации этой крупнейшей общеевропейской акции. Значительное время было необходимо на сбор рыцарских ополчений, на подготовку вооружения и транспорта. Немаловажно и то, что день выступления приходился на время после сбора урожая, что позволяло обеспечить гигантское многонациональное войско крестоносцев съестными припасами на его пути к Константинополю, где был назначен общий сбор. Но эффект клермонской речи оказался гораздо более значительным, чем мог предполагать сам папа, и привел к таким последствиям, к которым церковь вряд ли стремилась.

Еще не успели просохнуть поля после зимних бурь и снегов, как крестьянскую Европу охватило невиданное доселе оживление. Деревенская беднота лихорадочно засобиралась в поход за освобождение христианских святынь. Не совсем продуманные обещания папы — а он обращал их, в первую очередь, к рыцарству — всколыхнули огромные массы крестьянства, особенно во Франции. Ведь впереди ждали свобода, богатство и, что очень ценно, полное отпущение грехов. Сотни тысяч крестьян точили свое нехитрое оружие — вилы, топоры, косы и прилаживали новые колеса к телегам. В страшной лихорадке и практически за бесценок распродавалось все оставляемое имущество — дома, сельскохозяйственные орудия, скот. По словам одного из летописцев, который был очевидцем этих горячечных сборов, Гвиберта Ножанского, «каждый, стараясь всеми средствами собрать сколько-нибудь денег, продавал все, что имел, не по стоимости, а по цене, назначенной покупателем... За одну овцу раньше давали больше, чем теперь за двенадцать овец». И вот, сбыв все за гроши, крестьянин нашивал на грудь крест, сажал на телегу жену и детей и отправлялся в «путь по стезе Господней».

Конечно, одна лишь речь папы римского, какой бы она ни была яркой и многообещающей, не могла вызвать такого массового психоза. На помощь папскому престолу — вопрос, правда, в том, нужна ли была ему такая помощь — пришла многочисленная армия священников, монахов и просто юродивых. И в речах этих бесчисленных толкователей клермонского призыва простой народ услышал главное — в этом походе со святыми целями они завоюют свободу, богатство и райское блаженство. В далекой земле Палестины крестьяне рассчитывали добиться счастья и лучшей доли для себя и своих детей.

Среди множества проповедников великого крестового похода особенно выделялся монах Петр из французского города Амьена, получивший прозвище Пустынник. Маленького роста, худой и уже довольно пожилой человек, он был прямо-таки двужильным. В грязной шерстяной хламиде, надетой на голое тело, с босыми ногами — а дело происходило зимой (!) — он неутомимо разъезжал на своем тщедушном ослике по лесам и полям Северной и Средней Франции, появляясь то в окрестностях Шартра, то на берегах Луары, то близ Парижа. И везде он собирал вокруг себя толпы бедняков — крестьян и рыцарей — и обращался к ним с призывом немедля идти спасать Гроб Господень. С горящими глазами, похудевший от лишений и непрерывных постов, загоревший под южным солнцем (по его словам, загар этот он приобрел в Святой Земле), он производил такое сильное впечатление на уже и без того возбужденные слухами умы крестьян, что они толпами шли за ним как за пророком Господним.

Петр Пустынник был, несомненно, и выдающимся оратором, хорошо понимавшим психологию своих слушателей; он говорил именно то и именно так, что и как они хотели услышать. Кроме того, по свидетельству очевидцев, Петр, произнося речь, как бы воспламенялся от собственного голоса. Он рыдал, когда рассказывал о страданиях христиан в Святой Земле; его голос наливался яростью, когда он призывал отомстить «неверным». Сохранилось яркое свидетельство современника о том, насколько сильное впечатление производил Петр Амьенский на окружавших его людей. Вот это описание: «Я видел, как он проходил через города и селения, окруженный толпою, осыпаемый подарками, прославляемый всеми за святого, так что я думаю, никогда ни один смертный не был предметом такого восторга. Все приносимые ему деньги он отдавал бедным.... Все признавали его власть. Никто лучше его не умел улаживать несогласия и мирить самых жестоких врагов. Что-то божественное чувствовалось в его малейших движениях, во всех его словах. Доходило до того, что народ вырывал, как святыню, волоски у осла, на котором он ехал».

Не довольствуясь своим ораторским даром, Петр Пустынник придумал чудесную историю, которая должна была особенно сильно воздействовать на темные, невежественные умы крестьян. История эта, в которой малая правда искусно переплеталась с большой ложью (впрочем, вполне вероятно, что Петр, с его фанатизмом и способностью к внушению, загипнотизировал сам себя и искренне верил, что все, им рассказываемое, — непреложная истина), достойна того, чтобы пересказать ее более подробно.