Готфрид Бульонский оказался куда более крепким орешком, чем тщеславный французский принц. На тре-гювание византийского императора принести клятву мерности Готфрид ответил решительным отказом, моти-иируя это тем, что, приняв крест, он посвятил себя только Богу, и его единственной целью является освобождение Гроба Господня. Никаких иных обязательств он на себя не возьмет, тем более, что уже связан присягой с германским императором, а встречаться с ба-шлевсом ромеев не будет до подхода всего Христова шжнетва. Это, конечно, никак не могло устроить Алексея I, и завязались долгие и бесплодные переговоры. Не раз и не два лодки с посланцами Комнина переплывали Золотой Рог, везя новые и каждый раз все (юлее заманчивые предложения. Бесполезно, Готфрид был тверд как скала (а может быть, упрям как бык). Император бросил на чашу весов свою козырную карту — в один из дней перед неуступчивым лотарингцем предстал Гуго де Вермандуа и стал умолять того согласиться с требованиями византийца. Ответ владель-11,,-1 Бульонского замка едва ли пришелся по вкусу честолюбивому принцу: «Ты, сын короля, стал рабом и хочешь из меня также сделать раба?» Сконфуженный 1 уго убрался восвояси.
Между тем, в напрасных словопрениях уходило время. Положение резко обострилось в начале апреля 1097 года, когда Алексей I получил тревожное сообщение о ТОМ', что к Константинополю приближаются войска Бо-)мунда Тарентского, старинного недруга Византии. Ситуация накалялась еще и потому, что незадолго до пого Комнин узнал о секретных переговорах Боэмунда С Готфридом. Норманнский князь, недолго думая, предложил лотарингскому герцогу взять штурмом Константинополь и поделить между собой византийские земли и богатства. К чести Готфрида Бульонского, он отка-шлся от заманчивого предложения неистового норманна, сказав ему буквально то же, что перед тем императору: его миссия — освобождение Гроба Господня, и точка. Но поднаторевший в интригах византиец не без оснований опасался, что такая похвальная твердость лотарингца может дать трещину с подходом войск союзника, тем более, что и отношение крестоносцев Гот-фрида к Византии за последние месяцы значительно ухудшилось. Допустить соединение двух крестоносных армий было для империи смерти подобно, и решительный константинопольский базилевс приступил к самым энергичным действиям.
В один далеко не прекрасный день лотарингские крестоносцы обнаружили, что подвоз в их лагерь хлеба, рыбы, вина, а также овса для лошадей, до этого осуществлявшийся по приказу византийского двора, полностью прекращен. Воины Готфрида, давно уничтожившие собственные запасы, подняли ропот. Герцог, до крайности взбешенный неприкрытым нажимом, вывел из лагеря своих рыцарей и повел их на штурм ворот, ведущих к Влахернскому дворцу базилевса. Но здесь крестоносцев уже ждали, и зарвавшиеся католические вояки получили решительный отпор. Под натиском императорской гвардии рыцари вновь отступили в лагерь, который был немедленно оцеплен печенежской конницей — союзницей императора. Крестоносцы попытались отогнать печенегов, но под ливнем стрел вынуждены были отступить. Тут уже и твердолобому Готфриду стало ясно — присягу придется принимать, если он не хочет погубить свое войско. Через несколько дней несговорчивый герцог в присутствии виднейших византийских вельмож принес торжественную вассальную клятву, после чего сам был одарен многочисленными подарками, а его войско в мгновение ока переправлено на азиатский берег Босфора. Козыри императора оказались выше.
Боэмунд Тарентский, до которого тоже доходили слухи о неурядицах между базилевсом и лотарингцами, очень хотел успеть встретиться с Готфридом Бульонс-ким до принесения тем присяги. Он даже оставил свое медленное тянущееся воинство, и с десятком наиболее приближенных рыцарей бросился к Константинополю. 11 опоздал всего на один день — лотарингцы были уже в Азии. Но этот изворотливый и талантливый политик умел проигрывать, а порой и превращать поражения в победы. Ромейский базилевс и норманнский князь — ОДИН византиец по крови, другой по духу — были действительно достойны друг друга. Боэмунд сделал вид, ЧТО единственная цель его столь спешного приезда — приветствовать великого императора. Алексей с опаской ожидал своего старинного врага, но тарентский князь уже при первой встрече провозгласил себя вернейшим союзником империи. Едва ли он сумел обмануть тертого византийского интригана, но своей цели /юбилея — император, пораженный сверх всякой меры, Одарил своего друга-врага богатейшими подарками, что для Боэмунда, самого бедного из латинских князей, было отнюдь не лишним.