Крестовые походы в Палестину (1095–1291). Аргументы для привлечения к участию

С другой стороны, там же Гвиберт дает понять, почему он допускает сомнение в этом вопросе: он пишет, что, когда поход только начинался, многие в своекорыстных целях сами рисовали себе кресты, узурпируя это чудо (usurpavere miraculum): одни рисовали себе кресты из собственной крови, а другие делали их из сока плодов красного цвета (alius aut novorum pomorum sucis seu quolibet genere fuci cuilibet particule corporis moliebatur speciem crucis). И в некоторых случаях такая уловка сработала: «Пусть читатель помнит того аббата, о котором я говорю выше, который выцарапал себе крест на лбу и которого позднее сделали архиепископом Цезареи Палестинской» (Meminerit lector abbatis illius, quern supra retuli ferro sibi scalpsisse frontem et quern postmodum dixerim factum Cesaree Palestine pontificem)[618]. Действительно, ранее по тексту Гвиберт говорит о той самой истории про аббата: он хирургическим путем сделал себе крест на лбу (nescio quo artificio media in fronte presculpsit, ut non modo pictum, sed milita-ris stigmatis instar ferro esset inflictum), утверждая, что это было сделано ангелом во время видения (ab angelo sibi per visionem illud celebravit impressum). Во время осады Антиохии он не стеснялся прагматического настроя по отношению к предприятию (lucri intentionem non tacuit), а впоследствии действительно был избран архиепископом (Cesaree Palestinorum metropoli archiepiscopus crearetur)[619]. О ложных крестах пишет и Бальдрик Дольский: «Многие простолюдины с гордостью показывали на себе крест, возникший по божественной воле… однако это оказалось подделкой» (Multi etiam de gente plebeia crucem sibi divinitus innatam iactando ostendebant… Hoc enim falsum deprehensum est omnino). Некоторые и вправду выжигали себе кресты железом (ferrum calidum instar crucis sibi adhibuerunt)[620]. Единственный относительно нейтрально настроенный Эккехард из Ауры воздерживается от собственных комментариев по поводу происходящего: «Некоторые также показывали знак креста, божественным образом отпечатанный у них на лбах, или на одежде, или в какой-либо иной части тела, и верили, что этим знаком уже приписаны к воинству Господнему» (Nonnulli etiam crucis signaculum sibimet in frontibus vel vestibus sive in quolibet corporis loco divinitus impressum ostendebant, ipsoque se stigmate ad eandem Domini militiam prescriptos credebant)[621]. Сохраняя нейтралитет в оценках, он при этом замечает в следующей главе, что именно в то время появилось немало псевдопророков[622].

Таким образом, хронисты делают очень четкое разграничение: те стигматы, которые люди показывали на себе перед выступлением в поход, были подделкой, возможно, в том числе и в корыстных целях, а те стигматы, которые были обнаружены на телах погибших крестоносцев, были чудесным божественным предзнаменованием, вероятно, иллюстрирующим уготовленное им царство небесное и статус мучеников за веру. Не все, но часть историй со стигматами хронисты все же признают за подлинные, и это лишний раз иллюстрирует особый статус крестового похода в глазах современников.

Присвоение крестовым походам привилегированного статуса было логичным следствием важности крестового похода в рамках христианской веры, а также его важности лично для Бога, который оказывал крестоносцам поддержку в том случае, если они не грешили и тем самым не разочаровывали Его. Как показывает изучение источников, подобные представления были характерны для современников и не случайно встречаются в источниках по истории пропаганды крестовых походов. Крестовый поход воспринимался как в высшей степени богоугодное предприятие, предсказанное в Библии, а крестоносцы – как новый «избранный народ», преследующий более высокие цели, чем в свое время ветхозаветные евреи.