Торговые контакты между Европой и мусульманским Ближним Востоком продолжались и после 1291 года, да и Кипр остался под франкским правлением до конца XVI века. Но материковый Левант остался целью для священной войны. Начиная с 1290-х годов в Европе увидело свет немало подробнейших трактатов, в которых выдвигались различные планы и методы возвращения христианству Иерусалима. Обсуждалась возможность отправки новых экспедиций на Ближний Восток, некоторые даже отправлялись. Кульминацией одной из них стало временное завоевание в 1365 году египетского порта Александрия. На протяжении XIV века и далее еще проповедовалось много Крестовых походов и велись войны против ереси, оттоманских турок и политических врагов папства. Орден тамплиеров был в 1312 году распущен после обвинений в ереси, выдвинутых жадной французской монархией, но другие военные ордены уцелели. Госпитальеры создали новую штаб-квартиру сначала на Кипре, потом на Родосе и, наконец, на Мальте, а Тевтонский орден добился образования собственного независимого государства на Балтике. И, несмотря на все это, ни один Крестовый поход так и не вернул Святую землю, и господство ислама в Леванте не ослабело до начала XX века.[415]
ПРИЧИНЫ И СЛЕДСТВИЯ
Начнем с того, что Крестовые походы были и актами христианской агрессии, и оборонительными войнами. Безусловно, правда то, что ислам в VII веке начал волну вторжений и экспансии, но его стремительный натиск давно ослаб. Первый крестовый поход начался не в ответ на надвигающуюся огромную угрозу, не был он и прямым результатом катастрофической потери. Иерусалим, заявленная цель кампании, был захвачен мусульманами четыре века назад — вряд ли это была свежая рана. Обвинения в распространенных и систематических надругательствах над христианскими святынями или паломниками со стороны исламских правителей Леванта также, судя по всему, на деле не имеют под собой весомых оснований. После якобы чудесного успеха Первого крестового похода и основания государств крестоносцев война за Святую землю сохранилась в виде циклов насилия, мести и повторных завоеваний, в которых и христиане, и мусульмане совершали акты свирепой жестокости.
Конфликт, не похожий ни на какой другой?
В течение двух веков разные силы собирались, чтобы разжечь и подтолкнуть эту борьбу — от честолюбивых амбиций пап, которые хотели достичь якобы «предписанного свыше» церковного превосходства, до экономических стремлений итальянских купцов, от идей социальных обязанностей и уз родства до зарождающегося чувства рыцарского долга. Лидеры — мусульмане и христиане, светские и духовные — осознавали, что идеалы священной войны могут использоваться, чтобы оправдать программы объединения и милитаризации и даже чтобы облегчить навязывание автократического правления. В этом отношении крестовые войны соответствовали системе понятий, свойственной многим периодам человеческой истории, — иными словами, они были попыткой контролировать и направлять насилие, якобы ради общего блага, но часто для того, чтобы служить интересам правящей элиты.
Однако в случае христианских Крестовых походов и исламского джихада «народная» война была пропитана мощными религиозными чувствами. Это не обязательно ведет к конфликту, отмеченному только варварскими актами насилия или особенно укоренившейся враждой. Однако это значит, что многие из тех, кто был вовлечен в соревнование за господство на Святой земле, искренне верили, что их действия были связаны с духовными интересами. Папы, такие как Урбан II и Иннокентий III, проповедовали Крестовые походы, чтобы утвердить собственную власть, но они также делали это в надежде помочь христианам найти путь к спасению. Венецианские крестоносцы, возможно, и думали о земных прибылях, но все же, как и другие участники крестовых войн, были движимы стремлением получить духовное вознаграждение. Даже рвущийся к власти военачальник, такой как Саладин, использовавший борьбу для достижения собственных целей, очевидно, испытывал нарастающее чувство набожности, которое заставило его завоевать и защищать Иерусалим. Конечно, не все крестоносцы, франкские поселенцы или мусульманские военачальники ощущали религиозные импульсы в равной мере, но пульс веры, всюду проникающий и сильный, продолжал биться в течение двухсотлетнего сражения за Левант.