Крестовый поход

Седеющий водитель, которому явно было за шестьдесят, сдвинул на затылок бейсболку с эмблемой новоорлеанской футбольной команды и посмотрел на нее глазами печального ангела. Он был одет в джинсовую куртку поверх выцветшей темно-синей футболки, потертые джинсы и рабочие ботинки. Коснувшись распятия, свисавшего с зеркальца заднего вида, водила скорчил гримасу и покачал головой.

— Не советую совать туда нос, cher, — сказал он с местным акцентом. — Послушайте старика, Новый Орлеан нам больше не принадлежит. Теперь он ихний. Я в нем вырос, а теперь вот уехал. Там теперь очень нехорошо. Тех, кто остался, они поставили раком и делают с ними все, что хотят. И с чужаками не церемонятся. Тебе там перережут глотку и не спросят, как звала тебя мамочка.

Дженн этот монолог слегка напугал. В Испании дела обстояли несколько иначе; она жила под защитой университетских стен, а если выходила за их пределы на операцию, то только в составе отряда. Они у себя ничего не знали, что творится в Новом Орлеане, если, конечно, этот водила не врет.

— А почему никто не уезжает? — спросила она.

— Половина не может. Кровососы не пускают. Остальные не хотят. Когда вампиры подмяли город под себя, сюда переехало много вампирских подпевал. Эти кровососы кого угодно загипнотизируют, разве ты этого не знала? Захотят — и ты с радостью прыгнешь с крыши небоскреба.

— Спасибо, что предупредили, — сказал Дженн, хотя она это знала и сама.

Водила свернул на обочину и остановился.

— Дальше не поеду, — сказал он.

Перекинув вещмешок через плечо, она выбралась из кабины. Накрапывал теплый дождичек. До вечера было еще далеко. Ноги утопали в болотной трясине, и она поморщилась, вытаскивая правую ногу из грязи и ища взглядом места повыше и посуше. Ветер со стороны байю[42] хлестал ее влажной лапой по прохладной щеке.

— Это, что ли, самый короткий путь в город? — спросила она.

Он ей об этом уже говорил.

— Oui. За дорогой наблюдают, но можно пройти незаметно вдоль байю.

Водила оторвал руку от огромной баранки и протянул ее в сторону деревьев.

— Даже не знаю, cher. Вот стою я здесь и думаю: не нравится мне все это. Там довольно темно, они вполне могут там скрываться. Не исключено, что un Maudit — Проклятый — сидит сейчас под деревом, точит свои клыки и ждет, когда кто-нибудь вроде тебя попадется ему в лапы. Ты когда-нибудь видела, чтобы человек остался живой, если попал к этим кровососам?

— Да, — тихо сказала она. — Вот поэтому я и здесь.

От жалости к ней лицо его смягчилось, он плотно сжал губы, и борозды на лице выступили резче; на глазах заблестели слезы.

— Так ты, значит, явилась сюда мстить? Ничего у тебя не выйдет, cher. Ни у кого не выйдет. Правительство продало нас за понюх табаку этим сволочам, бросило нас, как и тогда, во время урагана Катрина.[43] Отдали нас на съедение вампирам, чтобы они не трогали всяких там шишек.

«Он говорит, как Джеми, — подумала она. — Или… папа…»

От мысли об отце ей стало противно. Закусив губу, она подавила слезы. Если начнет плакать, не остановится. Нельзя сейчас думать о нем. А может, и вообще никогда о нем больше не думать.

— Что-нибудь соображу. У меня получится.

— Я тоже пробовал, — сказал он.

Водила зацепил край футболки на шее, оттянул вниз, обнажая ключицу. Поперек шеи краснел огромный, рваный шрам.

— Едва остался жив.

У нее перехватило дыхание: так рвет горло только вампир. Некоторые говорят, что укус вампира невозможно вынести от боли. Другие утверждают, что при этом испытываешь неземное наслаждение.

— Хорошо, брат подоспел вовремя, подкрался сзади и проткнул его колом. И этот Maudit превратился в прах прямо на мне.

Он отпустил футболку и похлопал себя по груди.

— Ты бы видела, сколько было крови.

— Рада, что вы спаслись, — искренне заметила она.

Пальцем он подтолкнул большое черное распятие, висящее на зеркальце, и оно закачалось.

— Спасает Иисус Христос. Вот он меня и спас.

— Рада и это слышать.

Она подняла руку, чтобы закрыть дверцу.

— Слушай, не ходи ты в город, — умоляющим голосом сказал он, но она захлопнула дверцу, шагнула назад и помахала ему рукой. Он снова указал на распятие, и она кивнула, не вполне понимая, что он хочет сказать; но она приняла бы от него любое доброе пожелание и благословение.

Заскрипели пневмотормоза, и машина тронулась. Как только он развернулся и поехал по трассе в обратную сторону, она залезла в вещмешок, вынула кол и взвесила его в руке. Самый острый из всех. В руке Эрико или любого другого из отряда он был бы грозным оружием. В ее же руке…

— Но ты же опытный охотник, — сказала она себе. — У тебя все получится.

А ведь верно, на ее счету пять вампиров из Окланда. Впрочем, она понимала, что в большинстве случаев ей просто повезло. Но надеялась, что и дальше будет везти, поскольку, кроме нее, Хеде не на кого рассчитывать. Если, конечно, уже не поздно.

«Папочка, как я тебя ненавижу! Это все равно, что нарисовать у нее на груди мишень и палить по ней из винтовки…»

«Это ты убил ее».