Он смотрел на грозное, но, в общем-то, сравнительно небольшое и очень одинокое создание, запертое глубоко под землёй. Может, ещё не схлынувшие воспоминания о доме, о детстве, о неудавшейся пока попытке вернуться домой, пробудили в его душе, скорее, сочувствие, чем страх. Кирилл почувствовал сострадание к этому маленькому существу, которое только и может, что выдвигать из крылышек лезвия и грозить повисшей на язычке каплей яда.
— Ты совсем один, верно? — проговорил он негромко. — Совсем один, как и я. Заблудились мы с тобой, птичка, в этом огромном и страшном мире, и не знаем, как вернуться домой, к своим мамам. Тебе, наверно, ещё хуже, чем мне. Я-то хоть брожу по этой Галактике, затерянный, но свободный, а ты сидишь тут совсем один, верно, думаешь о своём доме, о своих друзьях и родных…
Птица замерла, наклонив головку, и белым пустым глазом всматривалась в него, словно, прислушиваясь к его мыслям. Даже крылышки она чуть сложила, и торчащие из них лезвия стали короче. А потом и вовсе убрались. Птичка взмахнула крылышками, слетела с жёрдочки и устремилась к нему. Кирилл отступил и на всякий случай прикрылся рукой, но птица тут же уселась на эту руку и аккуратно обхватила его запястье железными когтями, как браслетом. Наклонив голову, она смотрела ему в лицо, и ему даже показалось, что взгляд её был очень грустным.
— Пташка ты бедная, — прошептал он. — Знать бы, откуда ты, я б отвёз тебя домой. А, пожалуй, отвезу. А что? Договорюсь с княгиней, обменяю тебя на павлина. Он за Жар-Птицу им сойдёт. Или ещё на какую живность. И отвезу.
Позабыв о лезвиях, он осторожно пальцем погладил хохолок на головке, и тот оказался мягким, как пух.
За этим и застал его старик, отворивший дверь. Он изумлённо застыл на пороге, а птичка вспорхнула с руки Кирилла, вернулась на жёрдочку, злобно распустила свои острые перья, вытянув шейку в сторону волхва, а потом обиженно развернулась к нему хвостом.
— Откуда он у вас? — спросил Кирилл старика, поражённо смотрящего на птицу. — Он с какой планеты?
— Гамаюн? — спросил старик. — Гамаюн сам прилетел, сел на ёлку и упал.
Его откровенность, вызванная удивлением, быстро иссякла. Подозрительно взглянув на Кирилла, он спросил:
— А тебе что с того?
— Плохо ему у вас, дедушка, — вздохнул он. — Темно, одиноко. Он домой хочет.
— Это он тебе сказал?
— Сам вижу. Где ваше испытание-то? Если всё, то пойдём, что ль на воздух, пока не задохнулись.
Они вышли наверх. Появление Кирилла живым почему-то очень удивило княгиню, её спутников и стоявшего рядом старика Ставра.
— Отрок сей прошёл испытание, — торжественно провозгласил Савва.
— Не тронул его Гамаюн? — настороженно спросил Боян.
— Когда я вошёл, Гамаюн сидел у него на руке, а он гладил его. И о чём-то с ним говорил.
— Ну? — с торжествующим видом спросил Ясноок. — Ни один раймонит отсюда живым не вышел, да и не раймонит тоже. Всех ваш железный индюк в фарш смолол, а этот с ним договорился. Значит, не врёт! Посылаю гонца к землянам!
— Нет! — взвилась княгиня. — Никаких гонцов! Коня ему дадим, пусть сам добирается!
— Не добраться ему! — возразил Ставр, вдруг подобревший к Кириллу. — Изранен зело и ослаб. Дозволь ему, княгинюшка, на три дня в городе остаться, мы его приютим.
— Только три дня! — отрезала она и развернула коня.
Кирилл покосился на ветхую хижину и вспомнил, в какие казематы ведёт эта покосившаяся дверь.
— А можно мне где-нибудь в городе, а? Может, Матрёна меня на постой пустит?
— Можно, — кивнул Ясноок, опережая возражения Бояна. Тот бросил на деверя хмурый взгляд, но поперёк говорить не стал.
Всадники рысью уехали, а Кирилл попрощался со стариками и в сопровождении стражников отправился обратно через заповедный лес, вдыхая знакомые с детства ароматы. На душе его было легко и светло. Попутно он думал, как побыстрее, да повернее вызволить из неволи Гамаюна.
За воротами ждали горожане, которые очень обрадовались, завидев его. Из толпы тут же выскочил какой-то парень и принялся обнимать его, как родного. Лишь по голосу он узнал одного из своих ночных спасителей Третьяка.
— Идём, парень… — тараторил тот, словно боялся, что Кирилла пригласит к себе кто-то другой. — Вот Матрёна-то обрадуется! Пирогов напечёт. Ты пироги с капустой любишь? А кисель вишнёвый? У нас вишня в этот год уродилась.
И счастливый Кирилл пошёл с ним, чувствуя добрые взгляды сварожичей и дружеские похлопывания по плечам и спине. Смерть снова отступила, дав ему очередной шанс вернуться домой. И теперь он должен, обязан был добром отплатить за это одинокому Гамаюну, томящемуся в темнице.
Тем временем небольшой отряд Степных волков въехал в узкое ущелье у подножья Северных гор. Они знали эти места и им не пришлось пробираться сквозь буреломы и огибать болота. Неширокая, но надёжная тропа провела их через лес к самому убежищу Ордена Святого Раймона Аквитанского. Среди них был и Анджей Адамович, который задумчиво поглядывал на своих спутников.