Наконец, впереди слева я увидела в прозрачном небе тёмный силуэт беспилотника, который на форсированной скорости летел в сторону миссии. Совместив прицел с чёрным силуэтом и задав поправку на скорость, я нажала на гашетку, вмонтированную в штурвал. Белая ракета вырвалась из-под днища истребителя и помчалась вперёд. Я попала, только на беспилотник это не произвело никакого впечатления. Взрыв, прогремевший на его обшивке, лишь чуть отбросил его в сторону, но он тут же выровнялся и продолжил путь.
Тем временем мой «Грум» приблизился к нему на расстояние уверенного визуального контакта. Я выпустила ещё две ракеты, но с тем же результатом. Беспилотник мчался вперёд, не обращая внимания на мои потуги что-то сделать. Я пристроилась сзади, надеясь подбить его через дюзы, но никакие ракеты, торпеды, лазерные лучи, энергетические импульсы не могли пробить его обшивку.
Мой арсенал был исчерпан. Я уже поняла, что корпус этого монстра отлит из тиртанской стали. Проанализировав данные спектрального анализа, я выяснила, что он, к тому же, прикрыт урановой защитой. Этот вид защиты был весьма распространён во времена моей юности, а потом вышел из употребления, вытесненный более надёжной радоновой защитой. И всё же это была хорошая защита. Кормовая часть беспилотника была прикрыта дополнительным энергетическим щитом.
Следуя за ним, я прикинула, какая мощность заряда нужна, чтоб пробить защиту. Посмотрев на экран компьютера, я сделала весьма неутешительный вывод, что подбить его можно только «Молотом Тора» или лазерным лучом из основных орудий «Пилигрима». На «Груме» подходящего вооружения не было.
Время шло, и начинённая смертью машина всё ближе подлетала к миссии госпитальеров. А тут ещё начало темнеть. Я знала, что через десять минут на степь обрушится ночь, но госпитальеры и их пациенты могут этого уже не увидеть.
Честно говоря, в тот момент я была совершенно спокойна. Без особого волнения я начала набирать на клавиатуре очередную формулу расчётов, в которую он послушно вставил нужные мне параметры. Посмотрев на результат, я кивнула: это единственная возможность остановить беспилотник.
Отключив терминал боевого вооружения, я положила руки на штурвал, и, опустив крыло, на широком вираже ушла в сторону. Я вела истребитель подальше от траектории полета беспилотника. Когда расстояние показалось мне достаточным, я развернула истребитель и снова направила его наперерез этой махине, выжимая из трёх мощных двигателей всё, что можно. Я всё ещё была спокойна, хотя машину было бесконечно жаль. Но «Грум», как и следует солдату, отважно шёл в свой последний и решительный бой.
Беспилотник снова показался на экране. Он приближался стремительно, и когда я уже была убеждена, что пути двух мощных звездолётов неизбежно сойдутся в одной точке, нажала на рычаг катапульты под креслом. Ничего не произошло. Я повернулась и взглянула на датчик возле рычага. Сердце у меня упало. Коммуникационный канал между пультом и катапультой был прерван, видимо, при демонтаже генератора экран-поля. Другого способа в оставшиеся несколько секунд покинуть обречённую машину у меня не было. Отвернуть «Грум» с траектории я не имела права.
Я подняла глаза и, как при замедленной съёмке увидела наваливающийся на лобовые окна угловатый корпус беспилотника, стремительно сливающийся с подступающей темнотой. Жизнь не пронеслась перед моими глазами. Я не подумала о том, что больше не увижу детей и внуков. Я успела только вспомнить о Джулиане и сумасшедшая мысль: «Теперь не страшно!» пронеслась в голове.
Не было ни толчка, ни удара, ни вспышки. Ничего. Только темнота, которая вдруг обступила меня. И тишина, совершенно пустая, глухая и неподвижная. Какое-то время я вглядывалась в темноту и вслушивалась в тишину, ожидая, когда эта пустота заполнится хоть чем-то. Но ничего не было. И самое странное, что не было и меня. Это я поняла уже позже, осознав, что у меня нет ни тела, ни глаз, ни ушей. Я даже не была точкой в пространстве. Меня просто не было, как и ничего вокруг. Это было странное и немного тревожащее ощущение. Сколько это продолжалось сказать трудно, но я всё также ждала, когда что-то изменится, что-то появится, и я почувствую, что я всё же есть.
Но этот момент я упустила. Я осознала, что уже давно лежу на чём-то тёплом и мягком, как в уютном гнезде. У меня снова было тело. Хоть оно было совершенно неподконтрольно мне и бессильно, и всё же оно уже было. И были глаза, потому что они оказались закрыты. Я открыла их и снова увидела темноту, и ещё что-то. Вернее, кого-то. И этот кто-то склонился надо мной.
Я лежала в колыбели, сложенной из огромных чёрных крыльев и пышные перья с радужным отливом лениво колыхались вокруг меня. Я была совсем маленькой, а он был большим и сильным. Он смотрел на меня с нежностью и какой-то прощальной печалью. Да, так смотрят, когда уходят или провожают навсегда. Когда расставание неизбежно и невыносимо, как любовь, которая остаётся невысказанными словами, невостребованной лаской, неслучившимся счастьем.