Крестовый поход детей

С открытым ртом, держась за стены, чтобы не споткнуться, Управляющий вышел из комнаты и захлопнул за собой тяжелую бронированную дверь.

Находясь на лестнице с незажженной свечой, чтобы сэкономить воск, он впервые в жизни обратил внимание на шумы. Где-то в распахнутом окне жалобно, словно привидение, завывал ветер. Звуки, которые издавало здание, напоминали хруст костей.

Дон поежился в своей стеганой куртке и закрыл глаза. Если вдруг кто-нибудь — или что-нибудь — вдруг захотел бы схватить его, он желал оставаться в блаженном неведении до самого последнего момента.

Глава 9 ОРКИ МОРДОРА

―Я погашу свечу, — прошептал Вагант.

―Пожалуйста, — ответил ему Джон, — для меня это не проблема. Можно мне сесть?

―Только не на этот диван. Садись на другой.

Послюнявив большой и указательный пальцы правой руки, Вагант погасил пламя свечи и поэтому не увидел улыбку, появившуюся на устах священника.

―Так значит, в нем ты хранишь свою личную библиотеку? — спросил Джон, когда вокруг стало темно.

Вагант вздрогнул.

―Я не понимаю, о чем ты говоришь.

―Они в этом диване. Но я все-таки не понимаю, зачем. Кроме тебя сюда ведь все равно никто не ходит. Ни друзья, ни девушки.

―Ты обо мне ничего не знаешь.

―Быть может. Вижу, ты, кроме комиксов, читаешь и книги по истории.

―Твои фокусы меня не пугают.

―Но я вовсе не хочу пугать тебя. Я хочу поговорить с тобой. Ты не против?

―Думаешь, я могу бояться разговора с тобой?

―Ты все говоришь об испуге, о страхе. С чего тебе меня бояться? Я всего лишь слепой раненый старик…

Вагант плюхнулся на диван напротив священника.

―Послушай меня внимательно. Я не знаю ни твои способности, ни откуда они взялись. Магия не производит на меня впечатления. Там, снаружи, я видел невероятные вещи. Невозможные вещи. Я видел создания куда более странные, чем ты. И я все еще здесь. И знаешь, что я тебе скажу? С тех пор, как ты появился среди нас, твоя жизнь висит на волоске, и этот волосок — то, как ты ведешь себя. Не стоит недооценивать Управляющего. Достаточно одного его слова, даже просто жеста, и твоя жизнь кончена.

―И покончишь с ней ты?

Вагант пожал плечами. Этот жест стал самым распространенным в мире после катастрофы.

―Я или любой другой. Какая тебе разница? Можешь быть уверен только в одном: назад дороги уже не будет. Ты никогда не видел Приношение.

―Зато ты видел. Расскажи мне, как это происходит. Мне любопытно.

Юноша усмехнулся. Кивнул головой.

―Тело разрезается на куски, в ванне или на полиэтиленовой пленке, так, чтобы не потерять ни одной капли крови. Потом эти куски режутся на куски помельче. Мясо идет на корм животным. Мышам, червям. Черви очень важны. Кости дробятся на удобрения. Мы храним только черепа. Но и их сначала обгладывают животные. Черепов у нас полная комната.

Вагант говорил механическим, безучастным, как будто бы не своим голосом. Создавалось впечатление, что он зачитывает какой-то скучный список. Когда он поднял голову, его голос изменился. Стал глубже, эмоциональней.

―Приношению нас научила Мама. Поначалу оно было не таким. Поначалу у нас не было ни животных, ни растений. Приношение…

Джон прочел в мыслях Ваганта то, что тот силился выразить словами.

Да, поначалу Приношение было совсемне таким.

Джон увидел это, как и многие другие вещи, в воспоминаниях молодого человека.

Он испытал смесь жалости и восхищения той хрупкой девушкой, которая взяла на себя тяжелую ответственность за жизнь заброшенного убежища, за вверенных ей малышей и нескольких детей постарше, в последовавшие за катастрофой дни волею случая оказавшихся здесь, как потерпевшие кораблекрушение путешественники. Здание начальной школы, находившейся в соседнем квартале, рухнуло. Выжило всего несколько человек. Среди них были только дети.

Ни один из учителей не выжил. Неспособные отыскать дорогу домой, часто в вызванном шоком кататоническом состоянии, эти дети как зомби бродили по улицам и в конце концов неизбежно оказывались у дверей единственного уцелевшего здания. После падения бомб, разгромивших оба аэропорта города, 80 % зданий Милана было разрушено взрывной волной. Чуть меньший процент его населения умер в тот же день и в последующие недели, когда с неба начал падать грязный снег, который нес в себе невидимую смерть. Возможно, их детский сад устоял благодаря тому, что был построен с соблюдением самых передовых технических норм. Или, что более вероятно, по чистой случайности.

В день, когда разразилось Страдание, Франческе Витали было 20 лет. Она работала ассистентом преподавателя в детском саду. Занималась несколькими трудными детьми. Остальные четыре преподавательницы ушли из сада в первый день катастрофы, чтобы попробовать попасть домой, к своим семьям. Больше об их судьбе ничего не было известно.

Даже в нормальных условиях взять на себя заботу о тридцати детях было полным безрассудством.

Делать это среди царившего тогда хаоса было попросту нелепо.