Крестовый поход машин

В опустевшем, разграбленном здании лаборатории и в ангаре только мрачный тлулакс пытался заставить рабов трудиться. Кеедайру было наплевать на праздники лорда Бладда, где должно было собраться практически все свободное население Поритрина. После изгнания Нормы Ценва и прекращения всех работ бывший работорговец гнал рабов в ангар, размахивая парализатором, стараясь уменьшить потери корпорации «ВенКи».

А в просторном гулком помещении, пока рабы притворялись, что выполняют задание, слоняясь с места на место со своим обычным безразличием, Исмаил продолжал вести тихую дискуссию со своими сподвижниками.

– Если мы выдадим Алиида и его ближайших друзей драгунам, их арестуют, – сказала суровая женщина – седая, хотя и моложе Исмаила. – Тогда остальных они оставят в покое.

– Это наш единственный шанс уцелеть. Иначе драгуны убьют всех нас, – согласился с женщиной какой-то мужчина. – То, что случилось с Белом Моулаем, – это будут еще цветочки.

Исмаил посмотрел на обоих с гневным осуждением.

– Я не настолько высоко ценю свою жизнь, чтобы предавать друга. Я не согласен с тактикой Алиида, но никто из нас не смеет даже сомневаться в его искренности.

– Тогда мы должны драться бок о бок с ним в надежде, что дзеншииты победят, – с жаром произнес Рафель. Хамаль не была в этом уверена, но она не боялась, в глазах ее не было и тени страха. – Мы заслужили свободу, все заслужили. Рабовладельцы угнетали нас многие поколения, и теперь Буддаллах дает нам шанс. Неужели мы не воспользуемся им?

Разум Исмаила мутился. По горьком опыту он знал, что даже если донесет о готовящемся восстании, лорд Бладд не проявит не то что милосердия, но даже понимания. Но Исмаил, живо помня миролюбивые наставления своего деда, не мог и превратиться в дикого зверя.

Решительный и беспощадный Алиид собирался предать огню Старду, городские строения, фермы и даже северные шахты. Дзеншиитские рабы восстанут неожиданно, убивая не только драгунских гвардейцев, но и женщин и детей. После многих лет сдерживаемого гнева и страданий свирепая толпа не будет знать никаких запретов. Это будет кровавая баня.

– Что еще мы можем сделать, отец? Мы можем либо предать восстание, либо принять в нем участие.

Хамаль отбросила все сложные рассуждения, пытаясь добиться ясного ответа. Когда она говорила так, Исмаил сразу вспоминал ее мать…

– Если мы будем трусливо прятаться здесь и ничего не делать, – подчеркнул Рафель, – то мы навлечем на себя презрение победителя при любом исходе восстания. У нас очень трудный выбор.

По группе прокатился ропот согласия.

С любовью и надеждой глядя на Исмаила, его дочь подошла ближе.

– Ты лучше всех знаешь сутры Корана, мой дорогой отец. Не даст ли нам прозрения слово Буддаллаха?

– В сутрах Корана великое множество прозрений, – ответил Исмаил. – Иногда даже слишком много. Можно всегда найти стих, который поможет оправдать любой выбор, окажется подходящим к любой ситуации.

Он посмотрел на контуры старого космического корабля, над которым Норма Ценва и отобранные ею лучшие инженеры работали так много месяцев. Остался только один Тук Кеедайр, который бегал взад и вперед между кораблем и кабинетами, собирая финансовые документы.

Исмаил прищурил глаза.

– Алиид забывает нашу конечную цель. Он ставит месть превыше всего на свете, а для нас главное – вернуть свободу нашему народу.

Дзенсуннитский вождь должен был найти выход, который сохранит жизнь Хамаль, ее мужу, всем остальным его людям… даже если он так и не увидит больше свою жену и вторую дочь.

– Исмаил, мы должны либо присоединиться к восстанию, либо связать свой жребий с хозяевами, – повторил Рафель. – Это наш единственный выбор.

– Это не так. – Исмаил многозначительно посмотрел на корабль. – Я вижу иной выход.

Его приверженцы, проследив направление взгляда вождя, оглянулись на корабль, и на их лицах явился проблеск понимания, смешанного с недоверием.

Исмаил между тем продолжал:

– Я выведу мой народ отсюда, из этого мира… к свободе.

Пока весь город предавался празднеству, устроенному лордом Бладдом, Тио Хольцман занимался более важными делами. Изобретатель перестал думать о Беле Моулае сразу после его казни, которая должна была положить конец всяким жалобам буддисламских рабов на Поритрин.

Рабы – как дети: за ними нужно смотреть, но их нельзя слушать.

Было довольно холодно, но савант решил пообедать на балконе своей башни, откуда открывался чудесный вид на реку Исану. Он тепло оделся и велел повару сервировать стол здесь; если ему было удобно, он мог часами сидеть на этом наблюдательном пункте, погруженный в раздумья, как и подобает саванту. На балкон торопливо вошла рабыня, вытерла стул и поставила его перед Хольцманом.