Крестовый поход на Россию

Итальянские дивизии деятельно готовились к длительной обороне. Холмистый берег Днепра покрывался долговременными огневыми точками, окопами, ходами сообщений, бункерами. Солдаты рыли противотанковые рвы, расставляя проволочные заграждения. Распоряжения начальства свидетельствовали о том, что следует готовиться к зимовке. Хозяйственный командир 54-го полка дивизии «Сфорцеска» писал в приказе: «Учитывая наши многочисленные и разнообразные нужды на зиму, следует обратить особое внимание на рациональное использование местных ресурсов… Нужно собирать все: даже гвозди и пустые банки, доски, железо, дерево, солому, словом, все. Предложить, вернее, приказать населению заготовить по крайней мере вчетверо больше кирпичиков из кизяка для отопления, дав им понять, что 3/4 они должны будут уступить нам. Дело это не терпит отлагательства».

В памяти фронтовиков сохранились эпизоды, которые несколько оживляли монотонную окопную жизнь. Лейтенант Миссироли описывал случай, приключившийся с неким капитаном, спавшим в одной землянке с двумя телефонистами. «Ему приснилось ночью, что русские ворвались в землянку, и он вскочил с кровати с криком: «Тревога!» Один из телефонистов, разбуженный этим криком, увидел рядом с собой человеческую тень и подмял капитана под себя. Этот последний, почувствовав, что на него напали, окончательно убедился, что он в руках русских. Некоторое время прошло в молчаливой борьбе, потом капитан, которому приходилось плохо, опять закричал. Только тут телефонист разобрался, что он сидит верхом на своем начальнике».

Ре Марчеллино, из батальона «Борго сан Дальмаццо», рассказывал: «Однажды утром в голову что-то ударило. Я решил убить русского. Было холодно, и я был один на наблюдательном посту. Я отказался от смены. Я знал, что на той стороне есть открытый участок и внимательно следил за ним, приготовив винтовку. За четыре часа никто не показывался. Наконец из убежища вылезли двое. Для того чтобы лучше прицелиться, я наполовину высунулся из окопа. Двое русских спокойны: они ничего не подозревают, и мне их хорошо видно на снегу. Бац, и один из них падает замертво. Второй хочет помочь товарищу, я стреляю, но промахиваюсь… В штабе батальона меня представили к награде. Она прибыла через три или четыре дня. Это был тюбик крема для бритья! Ничего себе награда! Лейтенант, который мне его принес, сказал: «Это тебе за русского, которого ты убил»67.

В ноябре 1942 года началась замена ветеранов экспедиционного корпуса новым пополнением, прибывшим из Италии. Как отмечает Толлои, «этого очень добивался Мессе и его штаб, которые во что бы то ни стало хотели удалиться до того, как их лавры потускнеют в результате эпизодов типа «Сфорцески». Командование армии всячески поддерживало это мероприятие, видя в нем способ избавиться от Мессе»68. Смена личного состава происходила весьма медленно.

К середине декабря в Италию была отправлена лишь половина солдат и офицеров 35-го корпуса. Среди вновь прибывших офицеров встречались оптимистически настроенные молодые люди. «Однажды я попробовал обратиться к молодому кавалерийскому офицеру, только что окончившему училище, – вспоминает Толлои. – Я объяснял ему немецкие стратегические ошибки, которые исключали возможность их победы в России. Молодой человек слушал меня с видом иронического превосходства…» Однако подавляющее большинство новичков, особенно солдаты, были уже совсем иными. За прошедшее время изменилась обстановка в Италии, изменилось и положение гитлеровских армий. «Это была совсем зеленая молодежь, – пишет Ф. Гамбетти. – Но на их лицах уже не было улыбки, которая сопровождает интересную авантюру, той знаменитой улыбки, которая была у всех прибывавших ранее и от которой у нас осталось лишь одно воспоминание… Боевые тревоги, круглосуточное бодрствование по пути следования давно уже были введены для всех воинских эшелонов, и на них это произвело особое впечатление… Если среди ветеранов через 30 месяцев находились такие, кто считал, что еще не все потеряно, то большинство молодых, которые пробыли в военной форме всего три месяца и даже не получили боевого крещения, уже полностью потеряли эти надежды»69. Хотя в ноябре и начале декабря в секторе итальянской армии было относительно спокойно, тревожное чувство все более охватывало тех, кто был способен объективно оценивать положение. Э Кастеллани, покидавший фронт вместе с другими офицерами КСИР, писал: «Осенью 1942 года мы ясно видели, что разгром – дело ближайшего будущего. Достаточно было взглянуть на карту. Мы понимали, что это должно было означать крах всего: крах 8-й армии и, вероятно, крах Италии. 17 декабря я отбыл вместе с другими 700 ветеранами из Кантемировки: через 36 часов она была занята русскими»70.