Крестовый поход (СИ)

Как-то вечером, сидя с чашкой чая в своей каюте, я вдруг услышала, как из-за приоткрытой двери донеслись переборы гитары и мягкий баритон, который с сексуальной хрипотцой напевал: «О бедном гусаре замолвите слово, Ваш муж не пускает меня на порог…» Я прислушалась, а баритон тем временем с подкупающей кротостью уверял: «Я в доме у Вас не нарушу покоя, скромнее меня не найти из полка…» Не поверить было невозможно. Я невольно рассмеялась и почти усилием удержала себя от того, чтоб выйти в марокканский салон. И правильно сделала, потому что следом гитара перекочевала в руки Вербицкого, и он с умопомрачительной страстью вывел: «Очи чёрные, очи страстные…» А после Булатов с непривычной для него лихостью вдруг выдал что-то из Дениса Давыдова. Похоже, в жилах молодых офицеров проснулась гусарская кровь их предков, и нарушать это волшебное настроение было глупо.

Заварив ещё чаю, я забралась на диван с ногами, и весь вечер слушала романсы, стихи и какие-то совершенно невероятные истории про чьих-то прадедов и неизвестных мне героев войны 1812 года.

На следующий день я в установленный час отправилась в спортзал, чтоб позаниматься фехтованием. Однако Тонни Хэйфэн, на сей раз, был там не один. Едва я вошла, как мне под ноги со звоном прокатилась по полу длинная чуть изогнутая сабля. Посреди зала друг против друга стояли Тонни и Игорь Куренной, причём у одного из них в руках была парная сабля. К моему изумлению она была в руках у инспектора.

— Он выбил у тебя оружие? — опустив приветствия, уточнила я, поднимая с полу саблю. Это была отличная копия турецкой сабли восемнадцатого века с рукоятью из чёрного рога. — Или меня подводит зрение?

— Не подводит, — покачал головой Тонни, который выглядел озадаченным. — И он делает это уже третий раз, а я не могу понять как. Поединок идёт в среднем темпе, а спустя мгновение моя сабля летит в дальний угол, словно сама по себе вырвалась из рук.

Куренной с улыбкой заметил:

— Меня всегда забавляло, что китайцы и японцы уверены в том, что они лучше всех разбираются в фехтовании.

— Я так больше не считаю, — смиренно поклонился Тонни, но тут же выпрямился. — Только это не совсем фехтование.

Инспектор рассмеялся.

— Верно, не совсем. Это старая казачья хитрость, которая называется «отводить глаза».

— Что-то вроде гипноза, — припомнила я.

Он неопределенно пожал плечами.

— Научишь? — спросил Хэйфэн.

— Извини, — уже серьёзно проговорил инспектор. — Рад бы, да не могу. Мой дед взялся учить меня этим трюкам только после того, как я поклялся на родовой иконе, что никогда, никому и ни при каких обстоятельствах не открою этот секрет.

— Твой дед — колдун?

— Ты не поверишь, он океанограф, профессор и командир научно-исследовательской подводной лодки «Отто Шмидт». Вполне современный человек, но в вопросах традиций с ним лучше не спорить.

— Понимаю, — кивнул Тонни и посмотрел на меня. — Он отлично бьётся как правой, так и левой рукой, и двумя одновременно. Не хочешь попробовать?

— Нет, — мотнула головой я. — Никогда не бьюсь с мужчинами, которые мне нравятся. Это мой жизненный принцип.

— Тогда не буду мешать, — снова рассмеялся инспектор, поклонился Тонни, мне и, повесив свою саблю на крючья, вышел из зала.

Хэйфэн задумчиво смотрел ему вслед, а потом, как-то уж очень по-русски пробормотал:

— Век — живи, век — учись…

Девять дней полета прошли для экипажа в приятном расслаблении, где самым утомительным было время от времени нести вахту на рабочем месте, контролируя неизменные показатели на приборах и перепроверяя незадействованную в режиме скачка аппаратуру. В остальное время офицеры гоняли шары в бильярдной, играли в водное поло в бассейне или устраивали спарринги и мастер-классы по различным видам спорта в спортзале. Особо продвинутые интеллектуалы просиживали часами в библиотеке, почитывая возле камина русскую и зарубежную классику. Обеды и ужины в ресторане нередко затягивались из-за задушевных бесед, а вечером все свободные от вахт потягивались в один из двух салонов, где уже наготове лежали гитары, а в ящичках инкрустированных столиков — комплекты шахмат, нардов и нераспечатанные колоды игральных карт. Для меня эти девять дней тоже оказались не в тягость, потому что Джулиан, наконец, снял запрет на моё присутствие в его каюте в любое время дня и, что особенно приятно, — ночи.

К моменту выхода из скачка уже не только мне казалось странным, что за последние две недели сверхурочного полета мы заслужили ещё одну неделю законного отпуска.

Когда Хок вывел баркентину в систему Ярило, на мостике царило всё то же блаженно-игривое настроение. Несколько свободных от вахт офицеров зашли, чтоб полюбоваться на неведомый доселе мир.

Старпом, небрежно положив руку на штурвал, вывел звездолёт по широкой изящной дуге к небольшой, подёрнутой облачной дымкой планете и, пристроившись на дальней орбите, выключил ходовые двигатели.