Крестовый поход в Европу

Вероятно, в Вашингтоне или Лондоне произошла утечка секретных сведений относительно предстоящей конференции, и ввиду огромного количества комментариев, появившихся в мировой прессе, в том числе достаточно точных утверждений в каирских газетах, правительства США и Англии пришли в сильное беспокойство. Даже когда Черчилль и Рузвельт находились уже в пути, правительства предлагали полностью изменить план проведения конференции. От военного министерства США поступило настоятельное предложение перенести место конференции на Мальту и даже, возможно, в Хартум. Наша ответственность за охрану и безопасность президента и премьер-министра еще больше усугублялась тем, что, как нам было известно, каждый сочувствующий нацистам фанатик был уже извещен относительно возможных маршрутов их следования. Обдумав все обстоятельства, я, тем не менее, настоятельно рекомендовал президенту не вносить в план никаких изменений. Я считал, что если мы не сумеем обеспечить безопасность конференции и ее участников после всех принятых нами мер, включая сильно охраняемые ограждения и противовоздушную оборону, то неожиданная перемена места проведения конференции только увеличит риск.

Премьер-министр прибыл в наш район первым, и я встретил его на Мальте, где у нас состоялась долгая беседа. После довольно обстоятельного обсуждения он согласился со мной относительно целесообразности придерживаться первоначального плана проведения конференции и послал об этом телеграмму президенту.

Премьер-министра сопровождали его военные руководители, и мне представилась возможность провести с английскими коллегами целый день и обсудить ряд вопросов относительно нынешних и будущих операций.

Черчилль, как всегда, был занимателен и интересен. Я никогда не встречал человека, способного с таким блеском поддерживать жизнерадостное настроение гостей за обеденным столом. Его высказывания о событиях были острыми и едкими, часто забавлявшими. Он с большим энтузиазмом ожидал встречи с президентом, от которого, как он говорил, всегда набирался вдохновения для решения трудных проблем войны и последующего мира. Черчилль снова сел на своего любимого конька - заговорил о важности наступления на Германию через "мягкое подбрюшье", о необходимости сохранения темпов нашего наступления в Италии и его расширения таким образом, чтобы охватить значительную часть северного побережья Средиземного моря. Казалось, он всегда видел огромные и решающие возможности только на Средиземном море, в то время как план вторжения через Ла-Манш его не волновал. Я не раз слышал, как он говорил в связи с перспективами операции "Оверлорд": "Мы должны позаботиться о том, чтобы морские волны у берегов не стали красными от крови американских и английских парней, а побережье не было загромождено их телами".

Я не мог избавиться от чувства, что его взгляды определялись двумя соображениями, которые находились за рамками непосредственных военных проблем. У меня не было никаких реальных данных для оправдания такого ощущения, хотя я знал, что не одинок в этом. Не один я испытывал желание знать, имеют ли для него какой-либо вес эти соображения. Первым из них была его обеспокоенность как политического лидера будущей судьбой Балкан. Я глубоко сочувствовал этой его обеспокоенности, но, как солдат, проявлял особую осторожность, стремясь исключить эти соображения из моих собственных рекомендаций. Вторым была внутренняя потребность доказать обоснованность его стратегических концепций Первой мировой войны, в ходе которой он был главным руководителем кампании в Галлиполи. Многие профессионалы соглашаются с тем, что операция в Галлиполи потерпела неудачу скорое из-за неумелого претворения в жизнь замысла, чем вследствие ошибочных расчетов. Иногда казалось, что премьер-министр был решительно настроен добиться во Второй мировой войне общественного признания этой точки зрения.

В старинном дворце мальтийских рыцарей премьер-министр вручил Александеру и мне специально изготовленные медали, присланные нам английским королем; было изготовлено только две медали, так что идентичных им больше ни у кого нет. Вручение прошло в непринужденной обстановке; один из гостей заметил, что подобное событие в этом же самом дворце четыреста лет назад послужило бы основанием для многодневных рыцарских турниров, пышных зрелищ и шумного буйства в гарнизоне.