— Это еще не все, — заговорщицким шепотом произнес Ансельм, наклоняясь к самой решетке. Юношу, привыкшего работать в алхимической лаборатории без противогаза, похоже, совсем не смущал удушливый смрад, идущий из ямы. — Я подготовил вам побег. Вначале думал, что вы освободитесь сами, но темница защищена перекрестными заклятиями, и лишь тот, кто наложил их, знает порядок снятия. Тут лучше не рисковать.
Он хотел далее углубиться в разъяснения природы перекрестных заклятий, но был сурово оборван Лисом:
— Ты что-то говорил о побеге?
— Да-да, — быстро заговорил Ансельм. — Все уже готово. Вот здесь, — он протиснул сквозь решетку сверток, обернутый плащом, — веревка с крюком и узлами и два кинжала. Скоро должен прийти монах, разносящий объедки. Он уже пошел к свиньям…
— И правильно сделал, — заметил Лис. — Там ему самое место.
— Так вот, когда служка придет, — продолжал Ансельм, — он откроет люк, чтобы спустить ведро. Стащите монаха вниз и выбирайтесь. Стражник в коридоре спит. Буду вас ждать на стене аббатства, там, где она примыкает к конюшне. Я там разобрал черепицу, так что можно попасть внутрь и добыть себе коней. А из конюшни прямой выход в город.
— Ты времени даром не терял, — похвалил старания ученика Венедин.
— Благодарю вас, о великий!
— Но есть одно маленькое «но». Мы посажены на цепь, как сторожевые псы, и кинжалом ее ну никак не перерезать.
— О Господи! — всплеснул руками почтительный ученик. — Как же я не учел этого? Это моя вина. Погодите немного, я сейчас проберусь на кузню и принесу пару напильников. Я мигом — туда и обратно. Тише, — он насторожился, — кто-то идет. Если это монах, втащите его к себе, иначе потом придется возиться с замком. — Он накинул на голову коричневый капюшон, носимый послушниками доминиканского монастыря, поднялся с колен и, подхватив ведро, в котором были принесены сокровища, побрел к выходу, опустив очи долу.
— Оставь факел и убирайся прочь! — на ломаном немецком произнес знакомый твердый голос.
— Ропша?!
Шаги становились все ближе. Неспешные тяжелые шаги уверенного в себе сильного мужчины. И вот наконец кожаная подошва башмака опустилась на прутья решетки над нами.
— Рад видеть вас, друзья мои. — Лицо повольничьего ватажника появилось в зыбком круге света, даваемого факелом. — Вы даже не представляете, насколько я рад видеть вас здесь. — Он переступил с ноги на ногу, прочно становясь на решетку и поводя у нас над макушками любимым самострелом. — Ну что, не ждали, господа рыцари?
— Да уж, признаться, нет, — вздохнул я. — Думали, лежишь, страдаешь от ран.
Лицо Хвата расплылось в глумливой ухмылке.
— Спасибо за заботу. Мое самочувствие сейчас куда как лучше вашего. А в ближайшее время, надеюсь, у вас оно и подавно испортится. — Он усмехнулся, демонстрируя два ряда хищных зубов. — Эх, жаль, мне плохо видны ваши глаза, — продолжал он все тем же издевательским тоном.
— Ну так в чем дело? — хмыкнул Лис. — Помоги нам выбраться, насмотришься вволю.
— Э нет, сидите, где сидите. Мне пришлось так долго ждать этого часа, что теперь не стану рисковать даже в малом. Вот вы, наверно, глядите и думаете, чего это я пришел? Я здесь, чтобы покарать вас. Но не просто убить, это было бы слишком легко, а оказать последнюю услугу своим верным боевым товарищам, потому как смерть от стрелы куда быстрее и спокойнее, чем то, что ожидает вас завтра. Так что, други мои верные, ежели вы очень сильно попросите, я, так и быть, убью вас сейчас, прежде чем вы попадете в лапы палачей. С удовольствием посмотрел бы, как вас будут ломать на дыбе и рвать раскаленными крючьями, но, увы, я лишен этой радости. Так что остается удовольствоваться лишь этой последней услугой.
— Эй, Хват! — возмутился Лис. — Тебе кобыла, кажется, на ногу упала, а такое впечатление, что на голову. Что ты плетешь?
— Я? Я говорю правду, всю правду и ничего, кроме правды. Завтра вас, упорствующих и запирающихся в своем злодеянии, предадут палачам церковного суда. Мне это доподлинно известно.
— И все равно я тебя не понимаю. Это месть? — крикнул я. — За что? Со дня нашего первого знакомства ты был верным товарищем, ты дважды спасал меня от смерти, мы прошли рядом столько верст, деля кусок хлеба. Зачем? Чтобы убить нас?
— Ты на редкость догадлив, славный Вальтер фон Ингваринген. Или же, точнее, Вальдар Ингварсен. Под этим именем я о тебе услышал впервые. И о тебе, Лис, я тоже услышал в тот же день. В тот самый день, когда друзья принесли на окровавленном плаще тело моего брата Годины, изрубленного секирой.
— Быть может, это оскорбит твои братские чувства, — вздохнул я, — но мне никогда не доводилось знавать человека, носившего это имя.
— Честно говоря, мне тоже, — пожал плечами Лис. — Может, его еще как звали?