Крестраж # 1

С моим метаморфизмом вообще проблем стало много, всё больше и больше прогрессирую в этой области и мне стало необходимо всё больше и больше контроля. Сейчас я на занятиях трансфигурации у МакГонагалл похожу как брат на замороженную Гринграсс. Может, она тоже… того? Что–то нужно придумать с каналами, и окклюменция здесь помогает очень здорово, но я не могу тратить по пять часов в день на медитации, и так не сплю в общепринятом понимании, а буквально вколачиваю себя в транс и параллельно проваливаюсь ещё глубже до «своей» платформы, где продолжаю поглощать знания, оставленные Ханешем. Только до половины дневников смог дотянуть и то теперь чувствую себя до отказа фаршированным яблоками гусем. Мои мысли были прерваны успокоившейся Гермионой:

— А что ты ещё можешь и умеешь? — утирая слёзы рукавом мантии, спросила она и посмотрела мне в глаза.

Я нашарил в нагрудном кармане рубашки свежий носовой платок и начал вытирать её заплаканное лицо.

— Прежде всего, Гермиона, я хочу тебя спросить. Что ты знаешь об окклюменции?

Она отобрала у меня платок и начала нервно теребить его в руках. Давно заметил, что когда она раздумывает, то ей необходимо какой–либо предмет неосознанно вертеть в руках, чаще всего это оказывается книга, но и писчие перья тоже подвергаются тотальному тактильному террору, от чего они всегда у неё выглядят растрёпанными и неряшливыми.

— Окклюменция — способность преграждать путь к своему сознанию волшебникам, искушённым в легиллименции, то есть в умении считывать образы в чужом разуме. — выдала она по памяти академически выверенное определение из учебника. За седьмой курс учебника по ЗОТИ определение, между прочим.

— Не только это. То, что ты сказала — лишь одна из многочисленных граней этого искусства, и легиллименция тоже напрямую из этого проистекает. Просто они решают разные задачи и потому называются по–разному. Не только защита разума, но и упорядочивание воспоминаний, контроль эмоций и чувств, контратака стороннему вмешательству в разум, сопротивляемость боли и заклятиям подчинения, много всего ещё. По сути, окклюменция — это способность волшебника контролировать и изменять свой разум по своему желанию и эту способность можно натренировать.

— Покажешь? — с безумными глазами фанатика от науки спросила она.

Гермиона начала с невероятной скоростью мельтешить вокруг меня, бомбардируя залпами многочисленных вопросов, большую часть из которых я не успевал даже осознать или внятно расслышать. Чёрт! Сам себя загнал в осаду и теперь чувствовал себя Хогвартсом, окружённым дементорами… одним симпатичным дементором.

* * *

Осаду дементоров сняли в тот же день и заменили их, как и в происшествии с василиском, патрулями авроров, что вылилось для меня в косые взгляды окружающих. Видимо, сыграли ассоциации у всех, что если в школе авроры, то виноват в этом Поттер. Их подозрения подогревались моим, как и в прошлый раз, мрачным видом.

Уизли на этот раз мариновали всего пол дня, и вернул его нам в гостиную взбешённый невыразимец, что было видно по его жестам даже несмотря на маску. Рон, в отличие от него, был ещё больше похож на надутого от гордости индюка, ведь его встретили на факультете оглушительными аплодисментами. Приглушённые маской проклятия невыразимца о том, что у нынешнего поколения мозгов нет даже в зачаточном виде, услышали немногие. По–видимому, глубокая легиллименция далась министерскому работнику Отдела Тайн нелегко. Понимаю его, сам бы даже не рискнул в череп шестого Уизли заглядывать из–за боязни заблудиться в темноте разума, утонуть в болоте всепоглощающего голода или быть затянутым чёрной дырой тупизма.

Если дементоров забрали с помощью министерского артефакта обратно в Азкабан и осада с замка была снята, то моя личная осада одной любознательной особой продолжилась, с неожиданными вечерними штурмами, утренними хитрыми подкопами и лобовыми дневными атаками.

— Вот скажи мне, Гермиона, ты мне доверяешь? — спросил я девушку, уже открывшую рот для очередного вопроса.

Мы сидели в каптёрке, постепенно превращающейся в маленький филиал гостиной Гриффиндора. Гермиона даже флаг факультета где–то раздобыла и повесила слева от окна, справа стояла «горка» до потолка, раздобытая в Выручай–Комнате и починенная уже мной и даже немного заставленная книгами и всякими мелочами вроде флаконов с трешевыми зельями по типу «Бодроперцового».

— Конечно! — возмутилась она.

— То есть абсолютно, и готова доверить мне свою жизнь и полностью открыть память? То есть всю память со всеми своими воспоминаниями, чувствами и тайнами? — каверзно задал я самый главный, на самом деле, вопрос.

— Ну… А зачем это нужно? Я имею в виду, зачем всё это нужно для того, чтобы научиться окклюменции? — нервно спросила она.

— Для наложения на твой разум защитного блока, чтобы никто не смог прочитать в твоих мыслях то, чему я, возможно, буду тебя учить. Если ты не согласна, то и дальнейшего разговора не будет, — пояснил я.

— А это обязательно? — спросила красная как помидор девушка.

— Обязательно! — отрезал я.